Я посмотрел в бортовые иллюминаторы – на высоте вокруг нас появились жиденькие облака, и видимость вниз несколько ухудшилась. Хотя к концу второго часа нашего полета пейзаж внизу и впереди стал заметно меняться. На горизонте замаячили отроги Карпатских гор, характерная для Дриттенрайха очень плотная городская застройка сменилась небольшими поселениями, дорог стало явно меньше, появились и поля, разделенные на относительно небольшие по нашим, российским меркам, участки-наделы. Да и лес внизу стал мелькать все более густой. В какой-то момент я даже не заметил, как задремал, видимо, из-за монотонности полета и недостатка кислорода на высоте…
– И-и-е-е-а-а! Геноссе Зур-Башлык! Опасность! – неожиданно вывел меня из дремотного ступора истошный вопль Каты. – Очнитесь! Нас атакуют! Кажется, по нам стреляют!!!
Я открыл глаза – графиня орала, обернувшись ко мне, и ее лицо выражало крайнюю степень недовольства и озабоченности. И точно, прямо над нами, с характерным, трещащим звуком, промелькнул какой-то светлый пунктир. Ну явные трассирующие, только непонятно, пушечные или пулеметные? Да и гудение за бортом стало явно сильнее.
Я метнулся в хвост и не нашел ничего лучше, как высунуть голову в верхний, фюзеляжный люк, прямо во встопорщивший мои волосы набегающий поток воздуха. И точно – буквально в нескольких сотнях метров позади и чуть выше нас висел, как приклеенный, остроносый «мессер» с нарисованной на красном коке винта белой спиралевидной «змеей». Вроде вполне обычный Bf-109G с черными крестами, в размыто-сером стандартном камуфляже. Ну да, для меня уже привычным становилось изображать из себя мишень (в данном случае – буксируемую, типа «конус») для чьей-то воздушной стрельбы. Не в первый раз со мной такое случалось, причем, что характерно, снова в женском обществе…
Однако появление у нас на хвосте «мессера» сразу же вызвало в моем мозгу массу закономерных и не очень вопросов. Если истребитель таки появился у нас на хвосте, значит, точно «финита ля комедия» – мы обнаружены. Вопрос – почему он появился так поздно, почему он был один и почему его действия были столь странными? По идее, пилот «Мессершмитта» должен был точно идентифицировать нас, а затем, доложив по радио своему начальству результаты этих наблюдений, попытаться посадить нас. Особенно учитывая тот факт, что перед ним были всего лишь невооруженные планер и морально устаревший биплан. Это же стандартная метода перехватчиков во все времена. Однако он почему-то сразу же открыл огонь, но огонь этот был каким-то неуверенным и неточным (или попасть в болтающийся на веревочке за буксировщиком планер такая уж сложная задача для пилота одного из наиболее совершенных истребителей этой эпохи?). И зачем ему вообще приспичило стрелять, если отсюда до линии фронта было еще ой как далеко? Почему чертов пилот «мессера» делал все именно так, а не иначе? То ли правила обычных перехватчиков не годились для «гитлеровских стервятников» с их уже предельно истрепанными на предпоследнем году войны нервами, то ли пославшие этот истребитель на перехват офицеры точно и заранее знали, кто мы такие, и поэтому приказали уничтожить цель. Но если этот противоречивший всему происходившему до этого (постоянная слежка за нашей дорогой графиней и тщетные попытки арестовать ее) приказ был именно таков – почему он не свалил нас с первого же захода? Тогда очень логично напрашивалось еще одно предположение, о том, что пилот Bf-109 делал это исключительно по собственному усмотрению. И кто мог пилотировать «мессер» в последнем случае – кто-нибудь из некстати упавших нам на хвост «убивцев»? Но если это действительно кто-то из них – значит, он этот «мессер» попросту угнал?! Хотя, какой смысл был строить какие-то версии, раз ответа на эти вопросы у меня все равно не было?
Пока я лихорадочно соображал и идентифицировал преследователя, пилот «Мессершмитта» не теряя времени выпустил в нашу сторону еще пару пулеметных очередей. На сей раз целился он явно в «Гладиатор» Жупишкина, но Василий сумел увернуться, потянув резко влево. При этом несколько пуль, простучав по перкали словно горох, продырявили насквозь левое крыло нашего DFS 230. Затем «сто девятый» проскочил прямо над нами (наша скорость была явно маловата для него), так близко что я увидел его серо-голубое брюхо с каплевидным подвесным баком, желтые концы крыльев и струйки выхлопного дыма от двигателя, а затем вильнул резко вниз и вправо, явно намереваясь затем зайти в очередную атаку. Конечно, хорошо, что на нас свалился всего один вражеский истребитель, но что толку? У него и у одного на нас патронов и снарядов хватит с избытком. И что я в тот момент мог с ним сделать – как в начале Первой мировой, начать из пистолета отстреливаться?
– Что там у нас на хвосте?!? – заорала графиня, перекрикивая стрельбу за бортом.
– «Худой», он же Bf-109G, – ответил я, опустив слегка замерзшую голову обратно в фюзеляж.
– Один? – уточнила Ката.
– Вроде да! – ответил я. И в этот момент по левому крылу нашего планера снова забарабанил свинцовый дождик – быстро же этот геринговский хрен вертанулся. Думаю, если бы мы летели на самолете, а в его крыле были топливные баки или что-нибудь конструктивно важное, нам точно пришел бы кирдык. Но планер с минимальной нагрузкой был просто пустой летающей скорлупой. Однако выдержать такое окаянство совсем без ущерба конструкция аппарата все равно не могла, и от новых попаданий наш планер сильно закачало с крыла на крыло.
Графиня навалилась всем телом на ручку управления, тщетно стремясь выровнять аппарат.
– Да чтоб ему пусто было! – услышал я через секунду ее разочарованный голос. – Что он, черт возьми, делает?!?
И, кажется Жупишкин, трах-тарарах его муттер, понял эти наши странные эволюции по-своему, а именно – как руководство к немедленному действию. Метнувшись на четвереньках к пилотской кабине планера, я увидел из-за плеча Каты, как волочащий за собой отцепленный буксирный трос «Гладиатор» резко переворачивается через крыло и, форсируя обороты мотора, уходит в отрыв вниз, пропадая из поля нашего зрения. Что тут можно было сказать – в добрый путь, паря, если он, конечно, добрый…
Как потом оказалось, через линию фронта мой случайный попутчик все-таки перелетел вполне благополучно. По возвращении мне удалось выяснить кое-какие подробности, доступные в еще открытых для таких, как я, документах и публикациях. В частности, я узнал, что Василий Маркелович Жупишкин, 1921 г. рождения, уроженец г. Кулунды Алтайского края, после этого своего перелета остался жив и, похоже, даже умудрился отскочить от карающего конца НКВД и не попал в какой-нибудь проверочный лагерь или штрафную роту. Во всяком случае, сведений о его аресте я не обнаружил. Разве что в должности его несколько понизили. По крайней мере, с декабря 1944 г. он, в звании старшины, числился техником по вооружению, а затем стрелком-радистом в 142-м гвардейском ШАП 8-й гвардейской штурмовой авиадивизии. В составе этой части он отметился в ходе завершающих боев в Европе, в частности, в Берлинской операции, а потом отправился на Дальний Восток, где с августа 1945 г. числился стрелком-радистом бомбардировщика Ту-2 55-го БАП 7-й бомбардировочной авиадивизии, позднее переименованной в 83-ю смешанную авиадивизию. В составе означенного 55-го БАП наш Вася поучаствовал в скоротечной кампании против Японии, а далее, вплоть до мая 1955-го, служил в Порт-Артуре. Демобилизовался он в том же году, в звании техник-лейтенанта, с должности бортмеханика транспортного Ли-2. Потом его фамилия неожиданно для меня всплыла в 1958 г. в опубликованном в центральной газете «Правда» списке награжденных правительственными наградами участников 2-й советской Антарктической экспедиции. За какие-то специфические подвиги в южных полярных широтах Жупишкина В. М. тогда наградили орденом «Знак Почета», что было не так уж мало, учитывая, что за войну он удостоился всего-то двух медалей – «За победу над Германией» и «За победу над Японией». Однако в 1960-м его судьба выкинула очередной фортель. Видимо, как знак окончательного прощения ему вручили орден Отечественной войны 2-й степени (оказывается, его еще в 1942-м представляли к «Красной Звезде»), а в региональной и ведомственной прессе (тогда Василий продолжал работать в Полярной авиации) в середине 1960-х гг. даже появилось несколько статей и заметок о нем. Мне удалось найти только одну, подписанную неким Э. Шкарубо статейку со стереотипным названием «Герои среди нас» в газете «Советская Сибирь» от 20 апреля 1963 г. Там имелся даже портрет изрядно потолстевшего по сравнению с военными годами Жупишкина с очень уверенной в себе физиономией, облаченного в летную кожаную куртку, на фоне Ил-14. В тексте статьи он расписывался как прямо-таки невероятный герой, сбежавший из гитлеровского плена на угнанном самолете. Автор статьи даже сравнивал Жупишкина с М. Девятаевым, но вот описывая детали этого самого героического угона, журналист все время путался и перескакивал с пятого на десятое. Из текста статьи можно было понять, что Вася угнал самолет чуть ли не прямо с аэродрома, куда его водили на работу из концлагеря, а кроме того, там не было указано ни точной даты перелета (абстрактное «это было летом 1944-го»), ни марки угнанного самолета. Судя по всему, в какой-то момент Вася все-таки где-то проболтался (возможно, по пьяному делу) о своих военных похождениях, но, видимо, все-таки рассказал явно недостаточно для того, чтобы журналисты заинтересовались и попытались раскручивать его далее, в качестве примера для потомков. Это как раз был период, когда побывавшие в немецком плену перестали умалчивать об этом, а побеги из концлагерей и все, что было связано с этим, впервые стали в СССР «модной темой». Именно тогда появилось очень много фильмов и книг про оказавшихся в плену советских героев, хотя, надо признать, что правда об этом в те времена рассказывалась, мягко говоря, далеко не вся. Ну а сведения о завершающем этапе жизни Жупишкина были довольно скудны. Работал в Полярной авиации и Аэрофлоте, закончив трудовую деятельность в должности старшего диспетчера движения в аэропорту Красноярск-Северный. Умер в мае 1986-го.
