– Он не похож ни на стукача, ни, тем более, на коммуниста, – сказала Ката, не считая нужным открывать глаза. – Понимаю, о чем вы думаете, но, по-моему, с ним все до слез ясно. А раз уж речь сегодня идет о больших деньгах, он точно ни к кому не побежит. Зачем ему еще с кем-то делиться? Будет стараться снять с нас по максимуму…
– А если, как вариант, все-таки приведет каких-нибудь громил с оружием, чтобы просто вывернуть нам, а точнее вам, карманы?
– Не думаю, что у него есть горячее желание устраивать пальбу в такое время. По моим самым скромным прикидкам, он уже прилично обогатился на этой сделке, завысив цену своих услуг минимум процентов на сорок.
– А зачем же тогда мы, в твоем лице, согласились?
– А вам не кажется, что у нас осталось слишком мало «рабочих вариантов»? И вообще, представьте, сколько бы ушло времени на то, чтобы добраться сюда легально, пересекая все границы в положенных местах и ставя в документах соответствующие штампы? Ну а в Бургасе это вообще был единственный известный мне адресат, оказывающий услуги подобного рода. Придумывать что-то еще просто нет времени. Тем более, если наш новый «друг» имеет определенную репутацию в криминальных кругах, после прихода сюда ваших соотечественников его и других, подобных ему, могут просто «зачистить», по чьему-нибудь старому доносу или чисто в профилактических целях. А из тюремной камеры он нам точно ничем не поможет. Так что пусть лучше и дальше думает, что мы во всей этой истории люди случайные и уйдем отсюда так же тихо и незаметно, как и пришли. Ну а в крайнем случае отобьемся, автомат есть…
Где-то я подобное насчет «отобьемся» слышал. Как бы не у Константина Симонова в «Живых и мертвых»…
– В целом, по-моему, шансы на то, что он начнет крутить какие-то комбинации и попробует нас устранить, можно оценивать менее чем в десять процентов, – завершила разговор Ката, так и не открыв глаз.
Я хлебнул еще стакан винишка. При этом в голову пришла ужасная мысль – а вдруг наш новый знакомый все-таки проявил дальновидную хитрожопость и предварительно намешал в кувшин снотворного или даже яду? И буквально тут же я отмел это предположение как полную чушь и паранойю – наш приход был полной неожиданностью для Зюмбюлева, и предпринять что-нибудь в этом духе он просто не успевал, поскольку угощеньице сервировал в большой спешке, практически на наших глазах. В конце концов, не держал же он постоянно на кухне склянку с ядом или средством от бессонницы?
Вино расползлось по организму, стало тепло и хорошо, но не то чтобы я окосел и оттого полностью утратил бдительность. Я, не торопясь, доел хлеб и мясо, постепенно осознавая, что, вообще-то, ничего еще не решено. Ну не отравили нас – ладно. Но ведь нас еще вполне могли завезти в темный угол здешнего порта или какую-нибудь тихую бухту за городом, обезоружить, связать, потом привязать к ногам что-нибудь тяжелое и швырнуть в море в каком-нибудь глубоком месте. Мало ли, какие у этих криминальных пейзан намерения? Я глянул в сторону графини – она была спокойна, как дохлый лев, продолжая дремать или делая вид, что дремлет. То есть внешне она была более чем спокойна. Хотя я боялся даже предполагать, что в тот момент реально щелкало в ее чересчур апгрейденной голове.
Я посмотрел на свои наручные часы – с момента ухода Зюмбюлева прошло больше часа. Хотя, чего я ждал – провинциалы, они обычно люди неторопливые. Даже в разных критических ситуациях.
И в этот самый момент я наконец услышал на улице цокот копыт и тарахтение жестких колес.
Выглянув из-за шторы на улицу, я с трудом рассмотрел сквозь оконное стекло, как у калитки дома, со звуком, сильно похожим на исконно российское «тпр-уу!», остановилась запряженная лошадкой темной масти извозчичья пролетка с поднятым кожаным верхом. На козлах сидел одетый в темное возница, а из-за его спины на улицу выбрались две фигуры, одна из них, в шляпе и при галстуке, была нашим знакомым, а вот вторая, в фуражке, похожей на капитанскую, крупнее и толще. Открыв калитку, эта парочка вошла во двор. Пролетка не уехала, а осталась стоять на месте, видимо приехавшие велели извозчику ждать их.
Я надел куртку и снова взял автомат на изготовку.
– Подъем, ваша светлость, кажется, к нам гости! – информировал я свою спутницу.
Ката, упершись руками, с некоторым усилием встала с дивана и перешла за стол. Потом неожиданно налила себе полный стакан вина из кувшина и дерябнула, выпив бухло залпом, словно воду. Глядя на нее, я сел, прицелившись из «ППШ» в дверь комнаты.
Лязгнул отпираемый входной замок, шаги вошедших стали отчетливыми и начали приближаться. Наконец в дверном проеме комнаты появились две подозрительные личности. Лица у обоих были напряженные, явно ожидавшие подлянки. Увидев наведенный на себя «ППШ», господа перевозчики замерли на месте. Графиня сделала неопределенное движение рукой, и я послушно опустил автомат.
Послышался двойной вздох облегчения, и в комнату вслед за Зюмбюлевым вступил некий колоритный толстяк – густые усы и темные волосы с проседью, длинный и широкий брезентовый дождевик с капюшоном, одетый поверх свитера грубой вязки. Дополняли картину характерные сапоги с широкими завернутыми голенищами (благодаря этим сапогам усатик напоминал то ли пирата с рисунков в детских книжках, то ли Моряка Робинзона из сказки про доктора Айболита) и черной фуражке с лаковым козырьком и золотым шнуром. Венчала портрет усатого несколько потускневшая, но сильно похожая на российскую, дореволюционную, кокарда на фуражке. Причем, по-моему, кокарда эта с равной долей успеха могла принадлежать и местному торговому флоту, и какому-нибудь яхт-клубу, кто их здесь разберет?
Судя по всему, это по нашу душу прибыл тот самый «знакомый шкипер». Что сказать – рожа у усатого была протокольная, но все-таки на отпетого контрабандиста он походил мало. Скорее он напоминал обычного ловца каких-нибудь бычков, тюльки или скумбрии, либо архетип слегка оборзевшего базарного торговца фруктами «с югов», каких полно в нашем времени.
– Это шкипер Цветан Пиперков, – представил «новое лицо» Зюмбюлев. – Мой хороший знакомый. Он ходит в Турцию.
Надо же, не «друг», а всего лишь «хороший знакомый». Это наталкивало на определенные размышления. И я с трудом сдержался, чтобы не заржать. Они что, сговорились? Опять предельно смешные для русского уха имя и фамилия. Они это не замечают или у них тут других вообще, в принципе, не бывает?
– Это так? – уточнила графиня, снизу вверх рассматривая усатого.
– Да, только…
– Что «только»?
– Времена-то сами знаете какие, боязно…
– То есть, если я вас правильно поняла, опять двойной или тройной тариф?
– Вроде того. А что вообще от меня требуется? – поинтересовался «ходящий в Турцию» Пиперков тоном, удивленным до такой степени, что я сразу же усомнился в том, что господин Зюмбюлев вообще счел нужным хоть немного информировать его о целях нашей «морской прогулки». Если он, в самых общих чертах, намекнул этому шкиперу всего лишь насчет «морской прогулочки» – с него станется. А с другой стороны, этот Пиперков даже не поинтересовался, зачем графиню, в ее нынешнем состоянии, вдруг понесло за кордон. Выходит, что кое о чем его все-таки информировали…
