– Не в милицию, часом? – осведомилась тетка Марьяна.
– В нее, родимую.
– Пустое, – уверенно сказала хозяйка. – У нас в городе народу пропало, страшно сказать сколько.
И ни одного не нашли. Ни живого, ни мертвого. Вон, у Степановны полгода как зять пропал, а милиция только руками разводит.
– Гм, – сказал Борис Иванович. – Ну, все равно.
Попытка – не пытка, спрос – не беда.
– За спрос не бьют в нос, – блеснул эрудицией Подберезский.
– Это уж где как, – немного остудила его пыл тетка Марьяна. – У нас, сказывают, бывает и по-другому.
– Да, – медленно кивнул Борис Иванович, – это мы заметили. Только до наших с Андрюхой носов еще дотянуться надо.
В райотделе царило деловитое утреннее оживление, которому оставалось всего ничего, чтобы превратиться в настоящую суету. Вежливый Подберезский осведомился у сменившегося дежурного, на месте ли старший лейтенант Чудаков («Мудаков», – отвернувшись в сторону, проворчал Комбат). Получив в ответ туманное «вроде бы», он рассыпался в благодарностях и вместе с Борисом Ивановичем устремился к лестнице.
На лестнице со страшной силой пахло табачным дымом, между этажами кучковались, усиленно загрязняя и без того густую, как гороховый суп, атмосферу, сотрудники в погонах и без. По коридору второго этажа сновали взад и вперед озабоченные люди с картонными папками, где-то неровно, с мучительными паузами стучала пишущая машинка, на которой кто-то упражнялся двумя пальцами, за одной из обитых темно-синим дерматином дверей слезливо орали, не то признаваясь в каких-то тяжких преступлениях, не то, наоборот, отрицая свою вину. Вдоль стен стояли деревянные кресла с откидными сиденьями, связанные продольными рейками по четыре, как в кинотеатре.
На некоторых креслах сидели изнывающие от казенной скуки, бледные от тревожных предчувствий свидетели и потерпевшие, многие из которых выглядели как самые настоящие головорезы с тридцатилетним стажем отсидок. Здесь тошнотворно воняло лизолом, и откуда-то из дальнего конца коридора доносились громыхание жестяного ведра, мокрые шлепки и шарканье – там мыли пол.
Сохраняя каменное выражение лица, Комбат прошагал по коридору и остановился перед дверью одиннадцатого кабинета. Под этой дверью тоже сидели две бледные личности с мятыми, словно отлежанными, физиономиями.
Внутри, судя по доносившимся оттуда звукам, разговаривали по телефону.
– Что? – говорил молодой веселый голос. – Да ну, ерунда какая… Как там наша киска? Еще не остыла? Хочет? – Голос сально хохотнул. – Я тоже… Да, конечно…
Не знаю… Попробую выбраться в обед, но ты же знаешь, какой тут дурдом… Да, работы выше крыши…
Комбат шевельнул усами и толкнул дверь. Они вошли в узкий, очень светлый кабинет, где под расположенным напротив двери широким окном стоял заваленный бумагами письменный стол, а в углу приткнулся несгораемый шкаф, на котором среди картонных папок шатко балансировала пишущая машинка «Москва» в красно-белом корпусе. На подоконнике сидел веселый молодой человек С беспокойным бегающим взглядом, на шее которого поблескивала золотая цепочка. Молодой человек курил и разговаривал по телефону. Увидев вошедших, он сделал сердитое лицо и буркнул:
– Подождите.
– Спасибо, – вежливо сказал Комбат и уселся на стоявший у стены стул. Подберезский широко улыбнулся и последовал его примеру.
Хозяин кабинета, казалось, был слегка озадачен.
– В коридоре, – сказал он. – В коридоре подождите. Видите, я занят.
– Видим, – сказал Борис Иванович, не делая попытки встать.
Молодой человек вздохнул, вынул изо рта сигарету и сказал в трубку официальным тоном:
– Я вам перезвоню попозже.
Подберезский позволил себе незаметно улыбнуться краешком губ, но прямолинейный Комбат свел все его дипломатические усилия на нет, осведомившись:
– А киска не остынет?
Молодой человек сделал вид, что не расслышал. Он сполз с подоконника и переместился за стол. Придвинув к себе бланк протокола, он снял колпачок с одноразовой шариковой ручки, скучающим взглядом посмотрел на Бориса Ивановича и спросил:
– Побои сняли?
– Чего? – растерялся Комбат.
– У вас лоб разбит, – пояснил молодой человек.
– Тьфу ты, – сказал Борис Иванович.
Подберезский решил, что настало время вмешаться в их «содержательную» беседу.
– Видите ли, – сказал он, – мы совсем по другому вопросу. Вы Чудаков?
– Предположим, – осторожно сказал молодой человек и сел ровнее.
Борис Иванович приподнял левую бровь. Старший лейтенант Чудаков не понравился ему с первого взгляда.
– Мы хотели бы узнать, как продвигается следствие по делу Бакланова, – продолжал Подберезский.
– По чьему делу? Ах, Бакланов! Да нет никакого дела Бакланова. Не возбуждалось, так сказать.
– Странно, – сказал Комбат, – Бакланова нет, дела нет, а печать на двери есть. Вам самому это не кажется странным?
– Нет, не кажется, – ответил старший лейтенант. – Вы, собственно, кто такие? – вскинулся он, но тут же и махнул рукой. – Впрочем, какая разница… Печать на дверях для того, чтобы в квартиру вашего Бакланова никто не залез, потому что он так рвал оттуда когти, что даже дверь не запер.
– Что же это он так? – поинтересовался Комбат, сохраняя непроницаемое выражение лица.
– Да вот так… Нет, граждане, вы как хотите, а документики все-таки придется предъявить. Что-то вы мне не очень нравитесь.
– Взаимно, – с широкой улыбкой сказал Подберезский, подавая старшему лейтенанту свой паспорт.
– А я не девка, чтобы нравиться, – проворчал Комбат, выуживая свои документы из заднего кармана джинсов.
Чудаков бегло просмотрел паспорта и сделал какие-то пометки на листке перекидного календаря.
Комбат не обратил на это внимания, а скептичный Подберезский решил, что старлей попросту набивает себе цену. Как выяснилось впоследствии, оба ошибались.
– Ну-с, – возвращая паспорта, скучающим тоном сказал Чудаков, – с вашим Баклановым получилась преглупейшая история. Пил он у себя дома с одним… гм.., гражданином. Пили по-черному, водярой запаслись впрок. Гражданин пил из стакана, а Бакланов, судя по всему, прямо из горла…
– Странно, – снова сказал Комбат.
– А что тут странного? На вкус и цвет, как говорится… В общем, покатили они три бутылки, и гражданину, который был у Бакланова в гостях, сделалось нехорошо. Да так нехорошо, что.., ну, в общем, гражданин начал ласты клеить. Ваш Бакланов, не будь дурак, позвонил в «скорую» и дал тягу. Вот и весь сказ. Гражданин в морге, Бакланов в бегах. Успокоится – вернется. Еще чем-нибудь я вам могу быть полезен?
