– Вот только не пойму, когда она всем успела дать? – голос Риты, его не спутаешь ни с чьим, низкий, грудной, как будто она прокурила его.
– Ну, не обязательно всем давать, Рит.
Я угадала.
– Да, ты права, – ответила та, – а тебе в прошлый раз мало было? – она схватила меня за хвост. – Разве не поняла, что высовываться тебе здесь никто не позволит?
Она дернула за волосы, и я не смогла сдержать стон, вцепилась ей в руку, но тут же получила удар в живот, и ладони метнулись туда.
– Ну, ничего, тварь, ща ты подучишь свое. Жень давай нож.
Что в эту секунду со мной произошло, я не знаю, я как будто озверела. Боль как рукой сняло, я вывернулась в руках Риты и встала на ноги. Тут же последовал град ударов, и мне пришлось снова упасть на колени, прикрываться руками от тычков.
– Девочки, пожалуйста, прекратите, я ничего подобного не делала, – наконец-то смогла я сказать хоть слово, – я вас прошу, пожалуйста!
Умоляющий тон заполнил мое горло вместе с привкусом крови на губах.
– Уже поздно умолять, шлюшка малолетняя. Тебе говорили, что у шлюшек безродных конец только один?
И почему я решила, что здесь темно? Я очень отчетливо видела глаза Риты, зрачки в которых закрывали всю радужку, и казалось, они сейчас такие же черные, как и те вещи, что эти девушки творили в стенах интерната.
– Вас же посадят за убийство.
Зачем я это сказала? В ответ утробный смех разнесся по комнате.
– А кому ты нужна, дура? Мараться о такую дрянь, как ты, никто не будет.
Голос Светы меня как будто отрезвил, и я не могла поверить, что так ошиблась в человеке, ведь она мне казалось достаточно умной и веселой девушкой, позитивной, хоть и немного с придурью, но не до такой же степени.
– Ладно, хватит разговоров, а то всю вечеринку пропустим, давай режь.
В тусклом свете мелькнуло лезвие. Я охнуть не успела, как осела на землю, ведь за хвост меня уже никто не держал, короткие волосы рассыпались по лицу, закрывая глаза.
– Все, пошли. А это тебе, вдруг подравнять шевелюру захочешь.
Снова по комнате прокатился гортанный злобный смех, но мне было уже все равно, рядом со мной на пол упал тот самый нож, но я как будто в оцепенение впала. Хватаюсь за обрезанные волосы, что свисают неровными локонами, а по щекам слезы крупными градинами катятся.
Солнца яркий луч,
Путь найди во мгле.
Я прошу, верни, что так желанно мне.
Раны исцели,
Жизни свет пролей.
Я прошу, верни, что так желанно мне,
Желанно мне…
В голове крутится мотив с детства заученной песни.
– Мама, мамочка, я так хочу к тебе, – в отчаянии хватаю нож и…
И заваливаюсь на бок, закрывая руками лицо, рыдая в голос.
– Папа, за что они так со мной? Мама, мамочка, забери меня отсюда, – хватаюсь за голову и оттягиваю волосы в стороны, – за что?
Через пару минут мне становится нечем дышать. Ловлю пересохшими губами воздух и переворачиваюсь на спину, но это не помогает, в груди как будто глыба ледяная образовалась и сердце оковала, не дает ему стучать. Удар в грудь в районе сердца, но воздуха так и нет, легкие начинают гореть, и перед глазами звезды появляются. Выгибаю спину, пытаясь расправить грудную клетку, еще удар, но опять безрезультатно. Мозг в этот момент работает как часы, четкие движения рук ударяют в нужною точку, там, где сердце отстукивает последние удары, сама от себя такого не ожидала. Но видимо, это конец, потому что в легких воздуха не осталось, и я решила смириться с тем, что сегодня мне предстоит умереть.
– Яся, – в потухающее сознание врывается голос, и по мне прокатывается прохладный поток воздуха. – Черт, что такое?
Взволнованный, нет, перепуганный голос Тимофея, и я проваливаюсь в темноту с одним единственным вопросом в голове, на который никогда не получу ответ: «Что он тут делает»?
Глава 19
Я громко хлопнул дверью в комнату. Твою мать, неужели надо было ломаться столько времени? Открываю спортивную сумку и накидываю туда вещи.
Весь день потратил на то, чтобы «удобрить почву» вокруг отца. Не думал, что будет такой проблемой оставить меня на выходные в интернате.
– Причина, – в конце концов спросил он.
Ну, как ему рассказать, по какой причине я хочу остаться в интернате на все каникулы? Млять, неужели нужно настолько корчить из себя тупого, чтобы не понять, отчего это я разбрасываюсь каникулами на пляже Майями и еду в этот затрахавший меня уже в доску интернат?
– Догадайся, – скрещиваю руки на груди и облокачиваюсь о дверной косяк.
Отец смотрит внимательно на меня, потом отворачивается и молча продолжает готовить обед. Молчание напрягает, но я стою, не двигаясь с места, мне нужно дождаться от него ответа и тогда со спокойной совестью уже собираться. Ругаться перед новогодними праздниками совершенно не хочется, да и лучше будет, если это обоюдное согласие, нежели придется выслушивать в свой адрес кучу нелестных слов как о своем характере, так и о себе в целом.
– А как же Василиса? Вы всегда проводили праздники вместе.
Ухмыляюсь. Нашел, чем аргументировать.
– Ну, все когда-то меняется, – отвечаю ему, и отец кидает через плечо быстрый взгляд.
– Кто она?
Наконец-то дошли до самого интересного.
– Не важно, пап, я просто хочу остаться на праздники в интернате, можно?
Подробности ему пока не стоит знать, потому что я сам еще ничего не знаю, потому что сам в растерянности от того, что творится внутри. Я просто очень хочу увидеть Снежинку, хочу поговорить, пообщаться, и то, что она не берет трубку и совсем не отвечает на мои попытки хоть как-то связаться с ней, сводит меня с ума. Хорошо хоть пацаны там есть, а так бы уже давно сбежал из дома.
Смотрю на отца. Конечно, мне срать на его мнение и на его разрешение, но ругаться с ним сейчас крайне невыгодно для меня. Прекрасно осознаю, что портить свою жизнь я точно не хочу, связываясь со всякой шушерой на улице, а для того, чтобы добиться чего-то стоящего, первые несколько лет его поддержка мне точно будет необходима. Поэтому приходится и терпеть эту суку Эвелину, и ждать его разрешения.
– Я просто хочу, чтобы ты отдавал отчет своим действиям, сын, – он поворачивается ко мне. – Я же вижу, что Василиса имеет на тебя виды и возможно ждет в будущем чего-то большего, нежели «братское» отношение с твоей стороны. Да и ты, как я понимаю, все эти годы неровно к ней дышал, поэтому мне и странно, что все у вас быстро закончилось, – он тоже скрещивает руки на груди.
– Надышался уже, – запускаю пятерню в челку и зачесываю волосы назад, – это было давно и не правда.
