Бум—бу—м—бум. Пульс долбит в виски словно набат. Сжимаю ладонями голову, но это бум не прекращается и начинает долбить в барабанные перепонки. Сжимаю веки. Что за черт, откуда это? Облокачиваюсь на холодную стену, нужна опора. Шарю по карманам штанов. Снова здорова, этого просто не может быть, снова забыла ингалятор. Отлепляюсь от стены и снова немного отдышавшись идту. Я смогу, но вот мое сердце видимо не так уверенно в этом. Грудная клетка в долю секунд наполняется воздухом и мне трудно становится дышать от распирающего чувства наполненности. Долблю себя в кулаком в область сердце, но на окраине ускользающего сознания понимаю, что это бесполезно. В легких начинает гореть нестерпимо, я открываю в безрезультатной попытке схватить воздуха рот, но сделать вдох, мне так и не удается. Тьма накрывает так быстро, что уже проваливаясь в небытие, ощущаю, как больно бьюсь головой о плиточный пол. Теснота и страх заволакивают сознание в бесконечно темный тоннель.
Глава 25
Мне снилась Снежинка. Ее тихий смех ласкал слух, а голубые глаза, наполненные обожанием, грели душу. Я стоял чуть в стороне и смотрел, как моя девочка кружится посреди двора интерната, и на ее белоснежные длинные волосы ложатся пушистые снежинки, покрывая голову легким кружевом. Мои губы растянуты в улыбке, даже сквозь сон я чувствую, как улыбаюсь, наблюдая за девчонкой. Вдруг Снежинка останавливается, и ее взгляд становится очень серьезным и взволнованным, она внимательно разглядывает мое лицо, и вижу по шевелящимся губам, что говорит что-то, но я не могу ни разобрать, ни услышать этих слов, напрягаю слух, но все бесполезно, мы словно отгорожены друг от друга толстым стеклом. Яся начинает удаляться, и мне это совсем не нравится, потому что есть ощущение, что внутри с ее отдалением становится пусто и неуютно. Я машу ей руками и срываюсь с места, бегу за ней, но девушка поднимает вверх руки и хлопает в ладоши над головой. Снежный вихрь поднимает опавшие снежинки и закручивает их вокруг Яси. Последней взгляд голубых глаз наполнен тревогой, и это отчего-то смутило меня, посеяв в душе беспокойство. Я протягиваю руку в направлении девушки, но перед глазами вспыхивает яркий свет, и вот я уже сижу на густом ковре зеленой травы. Хнычу от того, что мои коленки разбиты в кровь.
– Ма-ма! – сквозь рыдания зову мать.
– Тимоша, милый, ну, как так? Надо быть чуточку аккуратнее, – слышу сзади женский голос, но отчего-то не поворачиваюсь, а продолжаю сидеть и гипнотизировать свои коленки.
– Вот.
Передо мною на колени садится мама. В одной руке перекись водорода, в другой – тюбик с зеленкой.
– Нет, – отрицательно качаю головой, – будет щипать.
– Всего-то чуточку, а ты должен терпеть, ты вон смотри какой у меня мужчина вырос, уже четыре года, – она улыбается своей самой милой и светлой улыбкой, которая будто освещает ее изнутри.
– Ма-ма, но будет же щипать, – протягиваю я, но уже сдался и сопротивляться не буду, это же мама, она сделает все, чтобы мне было не больно.
– Давай так, я мажу потихонечку зеленкой и сильно-сильно дую, хорошо?
– Да-а-а, – я облокачиваюсь на руки и закрываю глаза.
По спине прокатывается холодной ветерок, и вспыхивает мгновенная боль, а потом стихает, так как чувствую, что мама дует мне на ранки, и мне уже совсем ни капельки не больно. Вот только…
Пытаюсь передернуть плечами, которые сковывает что-то тугое и мне от этого так некомфортно.
***
– Мам, – слышу уже взрослый бас сквозь пелену пищащих звуков и открываю глаза.
– Вот и отлично, пришел в себя, – надо мной стоит доктор с планшетом-папкой в руках и что-то записывает на нем. – Время четырнадцать-десять, пациент пришел в себя. Поздравляю, Тимофей, операция прошла успешно.
Он чуть отходит в сторону, и я вижу за ним отца в белом халате и в медицинской шапке, с маской на лице. Вот ни хрена себе? Если бы не болела вся спина, я бы поржал с него. Наркоз отошел, и я теперь с полнотой ощущения реальности могу осознавать происходящее.
– Как я вам и говорил… – доктор вещает для нас обоих, потому что стоит в пол-оборота, и мне прекрасно видно его лицо. Хоть я и лежу на животе, но, скосив глаза, мне все же удается захватить его в свое обозрение. – Чтобы достичь наилучшего результата, придется сделать десяток операций по пересадке кожи.
– Я все понимаю, доктор, но…
– Никаких «но», Николай Николаевич, здесь мы сделали все, что было в наших силах, дальше либо столица, либо зарубежные клиники, которые я вам настоятельно рекомендую.
– Нет! – тут же вырвалось у меня.
– А с вами мы поговорим позднее, молодой человек, – чуть повышает он интонацию, – мы сейчас разговариваем о вашем будущем с вашим отцом.
Теперь все его внимание направлено на отца, а я прикусываю язык и уже точно про себя решаю, что никуда я не поеду. Я не смогу оставить здесь Ясю, тем более, если учесть то, что Ваську забрали всего лишь в дурку.
– Мы еще, конечно же, понаблюдаем за тем, как будет приживаться новая кожа, но этот процесс очень долгий, да и без надлежащего ухода и процедур на теле могут остаться страшные рубцы.
– Я понял, Лев Геннадиевич, – отвечает отец.
– Тогда я спокоен, – говорит доктор и, недолго думая, подходит ко мне проверяет показатели приборов и выходит за дверь.
В палате наступает гнетущее молчание. Каждый из нас думает о своем, ну, в моем случае, понятно, о чем думаю я сам, а вот мысли отца неясны и непонятны. Мог бы и вслух высказаться.
– Я позже переговорю с доктором и надеюсь, он посоветует хорошую клинику.
– Я не поеду.
«Повторяешься, Тим, надо аргументами задавить, а этим детским садом его навряд ли проберешь».
– Тимофей, давай, не будешь сейчас препираться. Все равно в ближайшие недели ты отсюда не выйдешь, – он подходит ко мне ближе и становится так, что я могу видеть его. – Доктор не просто так дает рекомендации. Ты даже не можешь представить, на что похожа твоя спина, и прежде, чем идти в откат, нужно посмотреть на это месиво, что у тебя здесь, – он кидает взгляд за мою голову.
– Мне все равно, – настаиваю на своем.
– Это ребячество, Тимофей, – он присаживается на стул передо мной. – А ты уверен, что эта девочка, которой ты «помог», захочет видеть тебя таким?
Чертов сукин сын, не думал, что он это скажет. Я и сам об этом пока не думал. Да и думать особо мне не давали, кололи постоянно снотворное.
– Я с тобой не хочу об этом разговаривать.
– Зато я хочу, – отец сверлит меня взглядом. – Мне просто важно знать, что это вообще за девица и откуда она взялась. Точнее, откуда она, я уже знаю, но вот насколько она тебе важна – для меня это вопрос, но… – он остановил рукой поток слов, готовый вырваться у меня изо рта, – по твоему поступку я могу, конечно, сделать выводы, хотя это можно списать и на нелепую случайность. Так что, Тимофей?
