– Николай Николаевич, обрадуйте сына, я думаю, эту новость должны сообщить вы.
Че-е-ерт.
«Нет, нет, нет!» – хотелось мне взреветь. Я уже догадался, что за новость, и все в голове быстренько сложилось воедино, и почему Яся оказалась здесь именно в этот момент, я тоже понял.
– Нет, – процедил я сквозь стиснутые зубы, глядя в глаза отцу, – я никуда не поеду.
Меня трясло от злости из-за его поступка: притащил Снежинку для того, чтобы я не смог отказаться.
– Молодой человек, какой же вы упертый, – подал голос докторишка, которого в этот момент я так же ненавидел, как и отца. Они сговорились. – Тимофей, ты должен понимать, что тебе только семнадцать, и у тебя вся жизнь впереди, а жить с таким обширными шрамами на спине нецелесообразно, тем более, сейчас можно исправить практически любой дефект на коже. Разве ты не хочешь выглядеть как прежде?
– Мне плевать, – вырвалось помимо воли.
– А девушке твоей? Ты бы посоветовался с ней. Ведь это не просто несколько незначительных шрамов, которые украшают мужчину, это одна треть обезображенной кожи спины и затылка, – голос докторишки становился все выше и выше, а я в этот момент ненавидел его все больше и больше.
Яська вообще стояла бледная, как мел. Зачем они устроили весь этот цирк?
– Черт, зачем вы это говорите, ведь вы не знаете, что получится?
– Я не знаю? – доктор смотрит на меня поверх очков. – У меня сорок лет стажа в этой профессии, и поверь, я наверняка знаю, что у тебя сейчас под бинтами. Вот только мне непонятно, отчего ты так сопротивляешься? Это все займет несколько месяцев, зато результат будет потрясающий. Деточка, милая, ну, что ты молчишь? Скажи этому упертому барану, что ты думаешь обо всем этом?
И все устремили взгляды на Ясю, а она стоит и, мне даже кажется, что не дышит вовсе. Но спустя минуту гнетущей тишины она поворачивает ко мне лицо и…
– Мне кажется, тебе обязательно нужно съездить, – прошептала она белыми, как снег, пухлыми губами, а следом их растянула фальшивая улыбка.
Глава 29
Яся: Если бы ты знал, как я скучаю.
Глотаю невыплаканные слезы, которые туманят взгляд, и не могу прочесть нормально ответное смс от Тимофея.
Тимофей: Я тоже скучаю, Снежинка, зря уехал, жалею теперь.
Яся: Ты что говоришь? Твой папа так старался, не говори глупости.
Тимофей: Я только из-за тебя сюда приехал.
Я откладываю в сторону телефон и уголками подушки утираю глаза. Я уже целую неделю реву безостановочно. Стоит только остаться одной, и тут же в груди ком тоски образуется и выдавливает скопившееся внутри одиночество слезами.
Смартфон издал характерное тилинь от входящего вызова по вайбер. Громко выдохнув, я закусила губу, взглянула на экран. Тимофей.
Проглотив застрявший комок горечи, нажимаю кнопку «принять вызов».
– Привет, – глухой голос парня прокатывается по мне теплой волной.
– Привет, – отвечаю ему, стараюсь держать голос ровно, чтобы никак не выдать себя.
– Захотелось услышать тебя, – в его тоне слышится ухмылка.
– Надо было сразу позвонить, а не по экрану пятнадцать минут пальцами елозить, – съязвила я, но лишь для того, чтобы скрыть дрожащие нотки в голосе.
– Ды, блин, я все никак не привыкну к разнице во времени, думал, ты занята, – огорченный вздох послышался в трубке.
– Это все мелочи, – моих губ касается легкая улыбка.
А потом мы не смогли прервать свой словесный поток целый час. Тимофей решил рассказать все что его там раздражает и что нравится, о всех людях, что окружают его, да и вообще, как оказалось, он там один из самых непострадавших пациентов, что тоже напрягает его, потому как на него все постоянно косятся, когда он выходит из палаты. Поэтому он решил, что будет вести затворнический образ жизни все два месяца, что ему придется пробыть там.
Я слушала Тимофея, не перебивая, да и мне-то самой рассказать было особо нечего. Это он там прохлаждается на больничных кроватях, а нам приходиться здесь по полной готовиться к ЕГЭ. После того, как я немного втянулась в учебу, оказалось, что в интернате нам много чего не дали по программе, пришлось брать мозговым штурмом пропущенный материал. Хоть это было и нелегко, потому что на уроках было крайне сложно сосредоточится. Теперь я сидела на передней парте, и мне постоянно казалось, что на задних рядах обо мне шепчутся все те «подружки», которые благополучно повернулись ко мне задом и остались «дружить» с Верой. Радовало хоть то, что травлю на меня не открыли. Общаться с кем-либо из класса я и не думала. Привет-привет, пока-пока. Стандартные разговоры об учебе в столовой, и на этом все. Даже Нина и Люба, с которыми я жила в одной комнате в интернате, предпочли держаться от меня в стороне, что сильно удивило, но я, конечно же, не подала виду. Мне было обидно внутри, а с наружи я пыталась казаться холодной, как айсберг, и у меня это очень хорошо получалось, потому что в течение этой недели я потеряла всех друзей и товарищей, с которыми дружила с малых лет.
Детдом для меня стал еще хуже, чем интернат, только разница была в том, что я в комнату не боялась возвращаться по длинным коридорам одна, не опасалась того, что меня могу подловить и избить. Во-первых, понимала, что это между нами подростками происходят все эти недопонимания, а учителя и остальной детдомовский персонал ко мне относятся так же по-доброму. И чтобы хоть как-то отвлечься и разнообразить свое время, я начала вновь ходить помогать в младшие группы, отчего воспитатели были в полном восторге, как и детишки. Соскучились по мне, как оказалось, и те, и другие, как, в принципе, и я по ним. Во-вторых, я все равно ощущала за плечами негласную защиту Тамары Игнатьевны. Она, будто невидимый ангел хранитель, мельтешила сзади, что придавало мне дополнительной уверенности в себе. И в-третьих… в-третьих был отец Тимофея, который заставил меня записать его номер телефона и, если понадобиться какая-либо помощь, звонить ему в любое время дня и ночи. Я тепло улыбнулась, вспоминая, как мы провожали Тимофея. Николай Николаевич нам не мешал, он находился в стороне и делал вид, что очень занят, постоянно разговаривал по телефону или писал в нем что-то, но я замечала, что он украдкой бросал на нас с Тимофеем косые взгляды, скорее всего, анализировал и наблюдал за нашими взаимоотношениями.
Но все те переживания, что внутри вывариваются на медленном огне, я не могла открыть Тимофею, тогда парень точно не находил бы себе места, и это ни к чему хорошему не привело бы. И вся эта рутинно-медленно текущая жизнь слишком была скучна и безлика в сравнении с тем, что рассказывал мне Тимофей.
***
Так и проносились часы и дни в детдоме. Я возвращалась в пустую комнату с уроков, делала домашнее задание, проходила тесты и олимпиады на тех порталах, что были нам рекомендованы учителями, а потом шла в группу к мелким и оставалась там практически до самой темноты. Разговоры и переписка с Тимофеем не прерывались ни на день. Да и как можно отказать себе в общении с любимым человеком, а именно таковым Тимофей для меня и был. Откуда взялась эта потребность каждый день слышать голос парня, я не могу объяснить, но мне кажется, я начинала даже от мысли болеть тоской, если вдруг представляла, что с Тимофеем сегодня не получится созвониться. И какое же было блаженство, когда после напряженного дня я слышала его хрипловатый глубокий голос, который обволакивал меня и насыщал каждую мою клеточку теплом и нежностью.
