– Ты жуткая личность, Елисеева, – удивлялась я сама себе, глядя в свое отражение в зеркале, когда проходила мимо холла.
А потом на меня будто снизошло понимание в одно мгновение, я поняла, почему со мной все бросили дружить. Они мне просто тупо завидовали. Завидовали тому, что в один прекрасный день за мной приедут и заберут отсюда, а у них теперь только одна дорога – это учеба. И потом взрослая жизнь, и семью они обретут, если им повезет со своей второй половинкой, и то не факт, что их примет радушно семья избранницы или избранника. Ведь детдомовские дети – они на любом отрезке жизни останутся детдомовскими, навсегда.
На взвинченных до предела нервах залетаю ураганом в комнату, бросаю на пол рюкзак, сдираю с вешалки жилетку и, захлопнув с обратной стороны с силой дверь, укладываюсь в пять минут, чтобы выскочить на улицу, чтобы стрельнуть у кого-нибудь сигаретку и покурить. Солнце на меня не попадает, только носки кроссовок находятся не в тени, поэтому им очень жарко, а я, спрятавшись за толстый ствол тополя, стою и мелкими затяжками гоню все мысли прочь, даю проникающему в легкие никотину сделать свое дело. Успокоить меня. После первых двух тяжек закашливаюсь, но это только лишь от того, что сигареты очень крепкие, да и курила я в последний раз очень давно.
Через несколько минут наступает долгожданное расслабление, и голова немного шумит и кружится. Облокачиваюсь спиной на решетчатую высокую ограду, которой обнесен с внешней стороны детдом, и на миг прикрываю глаза.
– Черт, Снежинка, не знал, что ты куришь, – слышу сзади голос Тимофея, и меня молнией пронзает волнение.
Ноги становятся ватными, и я прилагая максимум усилий, чтобы не свалиться на месте, поворачиваюсь к парню лицом, мышцы которого сводит судорогой, то ли от радости, то ли от изумления, я не разобрала, слишком быстро все проходило. Но то, что оно исказилось страшно, я увидела в отражении авиаторов на лице парня.
– Крошка, – он зажимает мой подбородок двумя пальцами и чуть тянет меня на себя.
Я делаю шаг, а он склоняется ко мне, и наши лица так близко, что на губах чувствую его мятное дыхание.
– А я бросил курить, – улыбается он, прижимается нежно к моим губам, и я задыхаюсь от захлестнувших меня эмоций.
В горле застряло дыхание, не давая сделать вдох, но мне было все равно, даже в тот момент, когда легкие загорелись от недостатка воздуха.
Тимофей именно тогда и отпустил меня. Я делаю рваный вдох, и в глазах от сдавленности в сердце появляются слезы.
– Ты почему не предупредил? – выдыхаю я и снова вдыхаю, кислород уже легче заходит в легкие, и я могу свободно дышать.
– Хотел сделать сюрприз, – улыбается парень.
А я злюсь на него, мне хочется содрать с его лица очки, посмотреть в эти бессовестные темные омуты карих глаз и высказать все, что я думаю о нем. Но только и вижу в отражении очков растерянное и по-детски обиженное свое лицо.
– Снежинка, ты что? Не рада меня видеть? – Тимофей делает шаг в сторону и уходит вдоль ограды, а я вместо того, чтобы стоять на месте, иду хвостиком за ним.
– Конечно, рада, о чем ты говоришь?
А у самой внутри все клокочет, и снова комок к горлу поднимается, ведь в моих фантазиях наша встреча не так должна была произойти, я мечтала, что надену самое красивое платье и встречу его в аэропорту, а встретила в потертых старых джинсах и растянутой толстовке под тополем возле забора, да еще с сигаретой во рту. Черт, стыдобища. Опускаю взгляд и смотрю себе строго под ноги. Почему все так несправедливо?
Но не успевают мне в голову прийти еще какие-то мысли, как Тимофей прижимает меня к себе с такой силой, что позвоночник хрустит. Я в изумлении поднимаю на него взгляд, понимаю, что мы дошли до калитки, и теперь я могу наслаждаться тем, что меня обнимают руки любимого парня. Я обвиваю его шею и прижимаюсь еще теснее, но проходит всего лишь мгновение, когда в голове мелькает мысль о том, что ему может быть больно. Я пытаюсь отстраниться, но Тимофей не дает.
– Не отпускай, – хрипло шепчет мне в шею, – я так скучал.
И я не отпускаю, но делаю это нежнее, больше прижимаюсь телом к нему.
– Я тоже скучала, – отвечаю ему, и пальцы тонут в мягких волосах, уложенных в модную прическу.
Я первая целую его и где-то на краю сознания осознаю, что на его затылке есть волосы, хотя, насколько мне помнится, там их быть не должно из-за ожога. В мозгу бьется радостное осознание того, что поездка Тимофея не прошла даром, и все получилось так, как и должно было быть.
Глава 30
Тимофей не переставал сжимать мою ладонь под столом, сервированным белой скатертью и кучей столовых приборов. Я тоже самое делала в ответ. При этом второй рукой еще и пальцы его перебирала, поглаживая. Нервы. Я, как и Тимофей, сильно нервничала, потому что вот уже в течение десяти минут Николай Николаевич с кем-то разговаривал по телефону, так и не объяснив нам, зачем пригласил в ресторан.
– Важный звонок, – сообщил он нам, стоило только усесться за стол, и принял вызов.
Мы переглянулись с Тимофеем и снова устремили взгляды на мужчину. Первые пять минут сидели по команде смирно, а потом откровенно заскучали, но напряжение тем временем росло. И мне казалось, что даже воздух вокруг нашего столика наэлектризовался до потрескивающих искр.
– Делайте заказ, – шепнул мужчина одними губами и, отложив салфетку, что покоилась на его коленях, вышел из-за столика, направился в сторону выхода.
– Ну, себе не изменяет, батя он и в Африке батя – скривил губы Тимофей и пододвинул мне под нос меню. – Выбирай, что хочешь.
– Я как-то не хочу есть, – оглядываюсь по сторонам и в этой блестящей роскоши чувствую себя потрепанным воробышком в голубом сарафанчике и наброшенном на плечи белом кардигане, купленных на распродаже в О'STIN.
– Даже не думай об этом, – слышу голос парня возле уха, когда нечаянно зависла на рассмотрении картины на большом полотне, расположенном справа от нашего столика, думая о том, что еда тут, наверное, стоит кучу бабок. Я вздрогнула и повернулась к нему лицом.
– Будешь есть и точка.
Парень открыл папку и сунул ее мне в руки. Я старалась смотреть на блюда и не обращать внимания на цены, но это было очень сложно. Любопытство было таким огромным, что я чуть глаза не сломала, пытаясь удержать взгляд только на названиях блюд. Черт, у меня перехватило дыхание, когда я увидела, сколько стоит кусочек хлеба. Мне даже дышать трудно стало.
– Яся, – голос Тимофея прорвал образовавшуюся оболочку изумления вокруг меня.
– А-а-а? – поворачиваю голову к нему и смотрю в недоумении. – У них что, хлеб с золотой крошкой, что ли? – шепчу, еле размыкая губы.
– Черт, Снежинка, – он забирает у меня бежевую папку и откладывает ее подальше, – давай так. М-м-м, что у нас тут есть вкусненького для девочек, – смотрит на меня озорным взглядом, прикусив краешек губы, а я от этого жеста отчего-то громко сглатываю.
