— Ты как? — легла на плечо рука магистра.
— Норм, — солгала я, поднявшись на ноги, и вопреки заверением покачнулась и провалилась, наконец, в темноту забвения.
* * *
Знаете, как становятся настоящим некромантом? Ну то, что для этого лишают жизни человека, вы уже, наверное, поняли. А вот я вам расскажу, что с этим самым некромантом случается после сего немаловажного в жизни любого человека действа.
Меня ломало. Вот как человека, подсевшего на веселящий порошок. Выкручивало. Лихорадило. Порой мне казалось, что я падаю с городской ратуши высотой до самых небес. А внизу сплошная тьма. Настолько густая, что касаясь её, чувствуешь спиной силу удара. И летишь дальше. А потом опять обо что-то шмякаешься. И дальше летишь. И всё это под зловещий шёпот множества голосов. Такое множество, что кажется, будто это клубок разозлённых змей.
А порой кажется, что в темноте этой появляются чьи-то лица. Знакомые и незнакомые. Но не успеваешь и задуматься, кем они могут быть, а всё. Нет никого. Темнота, хоть глаз выколи. И всё это сопровождается дикой болью во всём теле. Или это последствия визита к Гори Полумесяцу? Бес его знает. Всё, о чём я могла мечтать в этом бесконечном падении — скорее бы всё закончилось.
Похоже, Единый от большой любви ко мне, распрекрасной, решил таки смилостивиться. Как бы то ни было, но всё закончилось. Я открыла глаза, не совсем понимая, где я и что со мной. Жива ли вообще. Попробовала пошевелиться и поняла, что фигушки, как говорил Дорк. Оказалось, причиной тому была не моя немощность, а то, что магистр Абрахам Волен крепко зафиксировал моё тощее тельце, прижав к себе, и сопел мне в самое ухо. Ну, ни черта так себе. Вообще охамел. Но рассудив, что особых неудобств он мне, в принципе, не доставляет, решила скандал с утра (или какое там время суток на дворе?) не устраивать. А ничё так. Тепло с ним рядом. И даже уютненько.
Я поворочалась, отчего меня чуть не пригвоздили к кровати.
— Раздавишь, — проворчала я, выворачиваясь-таки из объятий Абрахама.
На что он как-то облегчённо выдохнул и перевернулся на спину.
— Ты как? — хриплым со сна голосом осведомился Волен.
— Нормально. Вроде, — недоумённо ответила я, прислушавшись к своим ощущением. — А что?
— Ничего. В зеркало посмотрись, — посоветовали мне, не открывая глаз.
И что я там должна увидеть такого особенного?
Но всё же совету последовала. То есть пошлёпала к своему зеркалу в своей, кстати, комнате. Той, что мне отвели в доме магистра Волена.
— Мать твою… — впечатлилась я увиденным.
На меня смотрел некто. Или нечто. Бледное до белизны фарфора, что в десятки злотников оценивали, с острым тонким носом, синими круглыми глазами, (хотя это, скорее, от гаммы не совсем положительных эмоций, что обуревали меня в этот самый момент) и чуть бледноватыми тонкими губами. Щеки запали, и теперь я была похожа на какую-то ящерицу. А довершали мой прекрасный образ тонкие чёрные пряди в каштановых волосах. О Единый! И такое чудище теперь на меня из зеркала всю жизнь смотреть будет?! Кошмар какой-то.
Кажется, последнюю фразу я сказанула вслух, потому как магистр рассмеялся и уверил меня, что так даже ничего. По крайней мере, лучше, чем было вчера, когда он меня полуживую доставил из Квартала Семи Висельников.
— Да иди ты… Жуть какая. Как мне теперь на людях появляться?
— Молча и с высоко поднятой головой. Теперь ты полноценный некромант, и такой внешний вид — закономерность.
— Обрадовал, — буркнула я. — Стоп! Это теперь каждый будет знать, что я человека грохнула?
— Ну не все… Но вот куратор твой, к примеру, сообразит, едва тебя увидит.
У меня затряслись ноги. И руки. И вообще как-то нехорошо стало.
— И что тогда? — развернулась я лицом к Волену, вольготно развалившемуся на моей кровати.
— Ничего. Рано или поздно каждый некромант приносит жертву, дабы оказаться ближе к грани. Зачастую выбирают кого-то из приговорённых к смерти… Так что, думаю, Дорк скорее обрадуется, чем расстроится.
Ну да. Некроманты они такие. У них всё не как у нормальных людей.
— А переодевал меня кто? — указала я на белую рубашку, выданную мне ещё в первый день моего пребывание в этом гостеприимном доме. Сам некромант, к слову, так в своём мрачном одеянии и остался.
— Ну не Эд же, — буркнул магистр. — Я переодевал. Больше некому.
— Забавненько… Что-то ты, магистр, так и норовишь пощупать моё тощее тельце… — задумчиво протянула я, намотав на палец черную прядь, упавшую на лицо. — Ты мне рожу правил? — задумалась я над вопросом исчезновения синяков.
— Что опять с твоей речью? — поморщился магистр. — Только прогуляешься в Квартал Висельников, так сразу разговариваешь, как шпана безродная.
— А я, между прочим, шпана безродная и есть. Так что с моей физиономией? По моим подсчетам, ещё неделю глаз открываться не должен был после того, как Ловас продемонстрировал всю степень радости от нашей встречи.
— Не я. Повезло тебе, можно сказать, что ко мне в гости наведалась Эльвизия.
— Это декан целителей, что ли? А она что тут забыла?
Магистр не ответил. Ну да ладно, не дура, и так поняла. Вот только настроение, и без того непонятное, стало каким-то не очень хорошим. Ладно, совсем паршивым. И не спрашивайте, с какой радости. Сама не знаю.
— Она меня подлатала? — решила я, что не моё дело, с кем спит магистр Волен.
— Угу. Я решил не усугублять твоё и без того незавидное состояние.
— И как ты объяснил моё плачевное состояние? — решила я уточнить, дабы потом случайно не запутаться в показаниях.
— Твоим ротозейством, — состроил магистр рожу, которая присуща людям, глубоко недовольным жизнью. — Присущим особам недалёким и склонным к невнимательности. А также твоим неумением переходить дорогу в положенном месте.
— То есть меня, по твоим словам, переехало… чем? Экипажем? — магистр кивнул, подтверждая мои робкие догадки. — Слушай, Абрахам, — осенило меня неожиданно. — А давно ты с магистрессой шашни водишь?
Абрахам засопел и, наконец, открыл глаза.
— Ни с кем я ничего не вожу, — рявкнул он, почему-то разозлившись.
— Да ладно тебе… что я, не понимаю? Ты мужчина в цвете лет. Она вроде тоже особа, обязательствами не обременённая…
— Кэт, ничего между мной и Эль не было. Никогда, — отрезал магистр, отчего мне стало как-то легче и даже несколько веселей. — Возможно, она и питала некогда какие-то надежды…
— Когда? — спросила я, залезая обратно на кровать и устраиваясь на животе так, чтобы видеть лицо собеседника.
— Когда питала? — уточнил Абрахам. — Давно. Когда ещё студентами были.
Я подскочила, от чего рубашка задралась, чуть не до пояса.
