Не выдержала я тогда, когда Алек, плюнув на привычную компанию одногруппников, плюхнулся за наш с Милвеной стол.
— Слушай, ты что, поспорил с кем-то? — спросила я, чуть не скрипя зубами.
— Нет! — коротко ответил он, наяривая картошку с отбивной.
Милвена заинтересовано смотрела то на Алека, то на меня. И загадочно улыбалась, видимо, придумывая себе историю в духе несовершеннолетних дурочек-аристократок — о больших и светлых чувствах.
— А что тогда? Дорк приставил? — не унималась я, тоже решив, что все вопросы лучше решаются на полный желудок, и закинула в рот картофелинку.
— Нет! — и в этот раз не отличился многословием Алек.
Я прожевала картошку, задумчиво постучала пальцами по столу, а после резко нагнулась в его сторону. И запустила пальцы в короткие чёрные волосы.
— Знаешь, а ты мне тоже с первого дня понравился, — улыбнулась я, копируя придыхание профессионалок из Квартала Неземных Наслаждений и старательно изображая нечто, по моему мнению, напоминающее безграничную любовь.
Алек подавился и уставился на меня. Весь его вид кричал: «Ты вообще тронулась или притворяешься?!»
А меня уже несло. Я провела ладонью по его плечу, коснулась гладко выбритой щеки. Заглянула прямо в карие глаза, полные не то недоумения, не то ужаса.
— Ты даже не представляешь, как сложно было бороться с чувствами. Я не раз думала сама сказать, но ты был так далёк и неприступен…
— Бирм… — ошарашено прервал меня Алек. — Ты… ты… ты это брось!
— Как же я могу. Это же чувства. Да и ты, судя по твоему поведению, ко мне не равнодушен…
Милвена на этих словах мечтательно вздохнула и возвела очи к растрескавшемуся потолку, словно оттуда на неё могло свалиться благословение Единого. Да конечно. Кроме штукатурки и пыли в глаза на тебя ничего с потолка не падает. Непреложная истина Горвиха.
— Всё, хватит! — осознал всю степень попадалова одногруппник.
— Так с какой радости ты за мной таскаешься, как упырь за девственницей? — уже нормальным тоном спросила я, убирая руку и всю свою любовь отдавая картошке и мясу.
— Потом, — расслабился он и выдавил нечто отдалённо напоминающее улыбку. — Ну ты и…
— Да, я такая, — согласилась я с не озвученным, но явно нелицеприятным эпитетом.
Алек покачал головой и вернулся к уминанию обеда. Милвена разочарованно вздохнула и поджала губы.
Кажется, подобный исход ей одной был не по душе.
Эх, комнатные аристократки. Начитаются чёрт-те чего… и ничему их жизнь не учит. Как говорила моя мамка, женщина от природы умная, опытная и осторожная: «Любовь — это глубокое заблуждение человека, что ты кому-то нужен за просто так. А за просто так даже муха на кучу дерьма не сядет». И поскольку опытным путём было доказано, что мамка моя никогда не ошибалась, сомнений в справедливости этих слов у меня не возникало.
* * *
— Итак. Я вся внимание, — буркнула я, плюхнувшись на скамейку.
Та оказалась не мокрой — после недавнего дождя, но достаточно сырой и холодной. Потому тут же поднялась и поморщилась.
Студенты первого курса в составе двух боевиков, рыжего и блондинистого с рожей настоящего аристократа, то есть словно уксуса с утра напился, одного стихийника, теряющегося на фоне плечистых боевиков, и одного некроманта, которого в принципе можно было бы спутать и с боевиком, кабы не бледность и чёрные аки смоль волосы, оценили мой манёвр и синхронно поморщились. Та да. Сама в неописуемом восторге.
— Сыро как-то тут болтать, — озвучила я свои мысли, и в доказательство моим словам с ветки сорвалась приличная и весьма холодная капля и плюхнулась на макушку рыжего боевика.
— Давайте тогда ко мне, — предложил он, задрав голову и оценивая перспективу стояния именно здесь.
— Лучше тогда ко мне, — буркнул Алек.
А мне было как-то всё равно, лишь бы тепло и сухо. Потому и вставила:
— Решите по пути, — и первой двинулась в сторону мужской общаги.
Та была метрах в десяти от женской. И ничем особым не отличалась. Такая же серая, хмурая и убогая. Да и внутри тоже особой разницы я не заметила.
А вот в комнате, таки Алека, разница проглядывалась. С той же моей. Пусто и безлико как-то. Словно он тут не жил, а просто ночевал. Никаких тебе удобств и излишеств. Ну разве что бутылка красного на книжной полке и стакан.
Не дожидаясь приглашения, я плюхнулась на кровать, занимая немногочисленные сидячие места с удобствами.
Боевики заняли стулья. Стихийник, паренёк щуплый и долговязый, стыдливо мялся у двери, пока Алек гостеприимно не буркнул:
— Сядь уже. Не топчись, как дебютантка на королевском балу.
О как аристократия заворачивает! Но стихийник плюхнулся со мной рядом и отчаянно покраснел до самых корней волос.
— Значит, так… — потер ладонями колени рыжий.
— Меня зовут… — подсказала я.
Рыжий вскинул бровь и стукнул себя ладонью по лбу. Отчего приобрел вид весьма забавный и даже дураческий.
— Ну да. Я Эвер, это, — ткнул он пальцем в блондинчика с кислой рожей, — Ревель. А он, — мотнул он головой в сторону стихийника, — Асмар.
— Можно без титулов, — вставил кислый.
— Кэт, — усмехнулась я. — Можно не кланяться.
Рыжий рассмеялся и стукнул кулаком в плечо своего одногруппника.
Отчего кислый хмыкнул и поморщился. Ну да. Для них я провинциалочка неотёсанная. Знали бы, что воровочка очень даже подкованная. Ну да ладненько.
— Теперь выкладывай свой план, — великодушно разрешила я, устраиваясь поудобней.
— Значит, так. План прост до невозможности. В четверг вечером первая группа, в состав которой входим я и ты, пробираемся через академический сад к окнам целительской аудитории. Вторая группа, то есть они трое, «случайно» задержится в библиотеке. Ты пролезаешь в окно, открываешь дверь и впускаешь Алека. Он оживляет скелет…
— Поднимает, — поправила я.
— Поднимает скелет, — послушно повторил Эвер. — Его успешно маскирует или делает невидимым Асмар, и Алек заставляет его выйти в коридор. Всё это время мы с Ревелем следим, чтобы вас не засекли.
— И как мы все вместе выберемся? Ну ладно я — в окно, а остальные? — спросила я, сама удивляясь тому, что меня это вообще волнует.
— Можешь в окно, а можете все вместе попросить дежурную, чтобы выпустила. Мол, засиделись… потеряли счёт времени…
— Поняла.
Я лучше в окно. Светиться не очень-то хотелось.
— Значит, мы вместе со скелетом выходим на улицу…
— Можем его в холе оставить. Я наведу иллюзию, — сказал стихийник и снова покраснел.
