Но похоже, милость Единого имеет всё же границы. Потому что нашли меня сразу же, как только я решила перележать грозу. Ну и что, что при каждой неловкой попытке пошевелиться туша булькала и испускала нечто, отдаленно напоминавшее вздох, от которого к горлу подступал завтрак, а перед глазами начинало рябить. Ну и что, что в порыве страсти та же туша, к счастью, так и не добравшись до вожделенной меня, отколола кусок надгробной плиты и именно она в эту минуту больно впивалась между рёбрами. Это такие мелочи, по сравнению с теми ужасами, которые обещал один взгляд магистра некроманта Ридвела Дорка, направленный на одну непутевую студентку…
— Жи-ива-а-а… — тоном палача, которого едва не лишили любимой должности, протянул куратор. Отчего у меня лично случился острый приступ изжоги.
Глава 12
Давным-давно, когда в мире было больше чем одна раса разумных созданий (таких как эсселлины, варнаины и ещё какие-то там кто-кто, названия которых я выучить не успела пока), а это приблизительно лет эдак две тысячи тому, на землю упал метеорит. Огромненький такой. И одним своим приземлением стёр с лица земли полконтинента. А вместе с ним все вышеперечисленные расы. Кому не повезло отправиться на суд Единого сразу, сожрало море. Так на континенте Ливерсил остались только люди. Поговаривают, что на юге, ближе к берегу Сианийского моря, ещё остались полукровки, но кто знает, правда ли это на деле. Не осталось ни одного изображения представителей древних вымерших рас, а описания в книгах так разнились, что даже приблизительный образ получался, мягко говоря, противоречивым.
Сам метеорит получил название Эссел. Из лекций по истории Ливерсил и расоведенью, что нам из-за внезапной болезни горячолюбимого магистра Рэндела всунули вместо лекции по артефакторике, я наконец узнала, что значит «осколок Эссел».
Помнится, когда я ввязывалась в драку с мальчишками или забиралась на крышу, вырезала узоры на новом платье Лиски или светила фингалом на весь квартал Висельников, мать называла меня осколком Эссел. Ворчала или отвешивала подзатыльник, но спустя полчаса остывала и покупала леденцы.
Так вот, «осколок Эссел» — это что-то вроде местячковой катастрофы. И не поспоришь ведь. Что в который раз подтверждает то, что мать моя женщина умнейшая и дальновиднейшая. Была…
Куда не сунусь — везде что-то да произойдёт. Хоть ты из дома не выходи. Я б и не против. К примеру, из дома магистра Волена. Он, кстати, уже даже бутерброды лепить научился сам. Там гляди дорастёт до омлета или яичницы. Я руки умыла сразу же. И так переквалифицировалась из воровки в магичку, а уступи ему ещё разок, из магички в кухарки определит.
К слову, злиться он на меня почти перестал. Но чувство у меня такое, что это ненадолго.
Вот и по глазам куратора видела я, что ненадолго.
Почему по глазам? Потому что меня сейчас давили авторитетом и молчанием. Давили так нехило, видимо, силясь выдавить нечто страшно важное.
А я что? Я ничего. Старательно сверлю пол взглядом и изображаю раскаянье. И колоться за так не собираюсь.
Кстати, уже второй раз за день.
Первый раз так же старательно изображала полную дуру перед Алеком. Даже слезу пустила. Алека проняло на тридцать второй секунде. Меня утешали, подтирали сопли и предлагали смыться на мороженое. Потому как более радикальное успокоительное мне пока ни-ни.
Что, собственно, получилось из моей охоты на упыря, я узнала из слов Алека как-то не очень чётко, очень размыто и скомкано. Из чего сделала закономерный вывод, что отличилась я, как всегда, с размахом. Основной мыслью было то, что я несколько изменилась, двигалась слишком быстро для простого человека, потому меня из виду потеряли и нашли не сразу. Пытался он тем самым увильнуть, оправдаться или узнать, что это со мной было, я выяснять не стала. Потому как не готова была отвечать на его вопросы.
Ну и вот сейчас и был собственно второй раз. Тут, конечно, слезами не обойдёшься. И я сейчас раздумывала над тем, что лучше изображать: сердечный приступ или тихое помешательство. Потому как по взгляду магистра Дорка мне светил минимум летальный исход. Притом неоднократный.
Тихое помешательство уже начинало вести в счёте. Особенно после того, как на коврике я разглядела пятно от… надеюсь, при жизни его звали помидором. А не как-нибудь почеловечнее.
Кстати, кабинет Дорка, куда я была направлена на душевную беседу, являл собой образец абсолютного беспорядка. Колбы и коробочки, свитки, книги, тетради и кляксы от чернил. Скелеты мелких животных и даже один не мелкого — кажется, коня. Стойкий запах каких-то реактивов или зелий (или того и другого), от которых в обморок можно было бы грохнуться вполне себе натурально. Глаза слезились, по крайней мере, без дополнительных усилий. Тарелка с бутербродом с таким наростом синей плесени, что даже мой с утра не видавший ничего съестного желудок притворился мёртвым, дабы сию гадость не удумали в него затолкать. Так что красное пятно от непонятно кого или чего на ковре было ещё не самым ужасным, что здесь можно было найти.
Жуткое место — логово некроманта. Интересно, Волен в курсе, как должно выглядеть настоящее место обитания образцового магистра тёмной магии? Или он был таким хорошим мальчиком в Академии, что ни разу сюда не попадал?
Скрипнула дверь за спиной, сдуло с подоконника чучело какой-то ощипанной птицы с весьма длинным изогнутым клювом и полнейшим отсутствием двух третей оперения. Снесло его прямо через окно. Но тут же сия животинка, переваливаясь с боку на бок, вернулась на свой насест. Притом летела хоть и коряво и конвульсивно, но уверенно. Впечатлила, в общем.
Вот отвлекшись на сие произведение магического искусства, я и проморгала появление третьего действующего лица. И только встретившись с потемневшим взглядом магистра Абрахама Волена, поняла, что мне, кажется, крышка.
Да какое там «кажется»… крышка мне. И сердечный приступ уже ни черта не выход. Осталось изображать летальный исход. И срочно. Иначе не буду не изображать.
— Что она уже натворила? — спросил Абрахам, наконец отвернувшись в сторону Дорка, и я незаметно перевела дыхание.
Кажется, я уже начала привыкать к тому, что в лексиконе некромантов (и не только) крайне редко встречаются слово «Здравствуйте!», фраза «Как ваше здоровье?» и прочие любезные расшаркивания, которые называют приличиями за воротами Академии.
Дорк откинулся на спинку стула и взглядом указал коллеге на второй. Мне, между прочим, не предложил. Хотя… мне и тут хорошо. К двери ближе.
Дождавшись, когда магистр Волен займёт предложенное место, Дорк пальнул встречным вопросом:
— Ты где её откопал? — да таким тоном, что у меня колени подогнулись.
Легенда о Кэтрине Бирм тут же всплыла в памяти. Слегка в хаотичном состоянии, но общая картина ясна, а в случае чего буду изображать приступ.
Минуты две в кабинете магистра Дорка было так тихо, что курица на своем насесте начала стучать клювом об откос в такт моему сердцебиению. Или это сердце так громыхало?
