А вообще у меня сейчас эпичный момент. Я, может, впервые в своей жизни к Лиске в гости с парадного входа иду. Хотя лучше бы по-привычному, в окно, так оно надёжней. Но с другой стороны… В последний раз мы с сестрой виделись не при лучших обстоятельствах, потому чёрт его знает, как бы она меня встретила. Огрела бы ещё по башке подсвечником…
Потому в дверь оно надёжней. Хоть и страшней. Помнилось ещё, как Рыжая шлюха Сноули Мага меня за горсть монет подставила. Спасли меня тогда моя врождённая везучесть и Абрахам. А из логова Гори Полумесяца меня вынесли совершенно другим человеком.
Ну а я обрела новый бесценный опыт. А это штука такая, что не пропьёшь, не потеряешь.
Потому я хоть и вела себя уверенно, но всё же страшноватенько было…
Мамаша Олдри ждала меня в общем зале, на обитом вишнёвой тканью диване, опохмеляясь красным вином. В целях экономии, не иначе, здесь было темно и мрачно, как в семейном склепе некроманта. Плотные шторы задёрнуты и не пропускали и лучика солнечного света. А освещения от одной свечи хватало ровно настолько, чтобы видеть саму сухую маленькую женщину, но не разглядеть её морщин на сильно помятой роже. Но я видела. И усталость, и недовольство, и лживую улыбку, за которой пряталось «Принесла ж тебя нелёгкая…». И то, что она только проснулась и не успела ни поправить не смытый со вчерашнего дня грим, ни одеться по-человечески, лишь натянула какой-то халат. Такое пренебрежение своим внешним видом было вообще против правил. Ни одна уважающая себя хозяйка публичного дома к булочнику не выйдет, не наведя перед этим полный марафет.
А это значит что? А то, что ваша покорная слуга заработала себе авторитет человека, которого нельзя заставлять ждать. И даже если Олдри на пену изойдёт, стараясь показать, что я ничтожество — одной этой спешкой она показала всё своё ко мне отношение.
— Здрасте, уважаемая! — сказала я, тоном выражая, где я таких «уважаемых» видела.
Мамаша натянула на физиономию улыбку, отработанную годами и не единожды проверенную в действии на клиентуре этого местечка.
— Здравствуй, Кэт! Каким ветром?
— Штормовым, — ответила я, подцепив ногой попавшийся на глаза стул и, развернув его спинкой вперед, села напротив владелицы борделя. — Неспокойно у вас тут в последнее время. Дай, думаю, наведаюсь. Поинтересуюсь, может, где помощь нужна. Как дела ваши идут? Я же по ночам уснуть не могу, всё о вас думаю.
— Правда? — выгнула мамаша некогда шикарную бровь, от которой осталось всего- то пара выцветших волосков и подтёртый штихпунктир чёрным карандашом. И тут же улыбнулась: — Ох, Кэт! Лжёшь, как шёлком шьёшь!
Я улыбнулась в ответ.
— Есть малёхо, — не стала я лукавить. — Но мне и правда интересно.
— Нормально всё, — не очень правдоподобно ответила она. И тут же перешла к делу:
— Ты к сестре пришла?
— Можно и так сказать, — вздохнула я, вытащив из кармана мешочек монет.
Уставшие от жизни и тяжёлой работы глаза хозяйки публичного дома блеснули и ожили.
— Что надо? — деловая хватка мамаши Олдри пристыдила бы королевских бульдогов.
— Лиску… насовсем.
Градус интереса тут же поутих. И в небольших глазах пожилой и видавшей всякое женщины явно отразилась работа мысли. Мне на миг показалось, что я слышу, как в её мозгу щёлкают монета о монету, подсчитывая прибыль или предполагаемые убытки.
Так могло бы продолжаться ещё очень-очень долго. Но времени у меня было не так чтобы аж много, потому я подбросила мешочек с золотом и решила её поторопить:
— Ну так? Мое предложение имеет срок действия…
— У неё спроси, — наконец, выдохнула мамаша Олдри и сделала знак рукой.
Из-за шторы, прикрывающей боковую дверь, послышались шуршание и звук открывшейся и закрывшейся двери.
— Одну минутку подождём. Видимо, она ещё отдыхает, — разбавляла мамаша повисшую напряжённую тишину. — Вина?
— Нет! У меня режим.
Олдри кивнула.
— Значит, о тебе говорят правду? — то ли спросила, то ли уверилась в правдивости полученной ранее информации она.
— Смотря какую. Есть у меня подозрение, что здесь обо мне разное шепчут.
Моя собеседница скупо улыбнулась и пригубила вино.
— Поговаривают, что ты стала кем-то… вроде Теневого Туза в Висельниках. Подмяла под себя людей Полумесяца, Трёхглазого… Рваное Ухо на тебя работает. Правда это?
Я едва не выхватила у мамаши Олдри бокал из рук от таких сногшибательных новостей. Странно, что после такого на меня пока вышел один-единственный придурочный маг. Хотя совершенно не удивительно, что меня хотят грохнуть. Если завалить человечка с такой репутацией, как у меня (пусть и незаслуженной), то себе можно заработать такую, что только за неё на тебя золото посыплется ливнем.
Вот… тьма первородная!
— Правда, конечно! — спокойненько соврала я. — А что не так?
— Да всё так, — замялась мамаша Олдри. — Хотела с тобой поговорить тогда, по одному делу…
Я вопросительно подняла бровь, ожидая, когда она разродится.
— Тяжело стало в последнее время вести дела…
— Жёсткая конкуренция? — сочувственно спросила я.
— Тебе смешно? А мне не очень.
И умолкла, подбираясь к цели этого разговора.
— Если ты мне поможешь с моими маленькими проблемами, то можешь забрать сестру бесплатно.
Ого! Какая невиданная щедрость.
— Я так понимаю, вы желаете избавиться от конкурента напротив?
— Одно удовольствие иметь дело с понятливыми людьми, — напряжённо улыбнулась мамаша.
Та да, конечно!
В этот момент снова хлопнула дверь и я, буркнув: «Подумаю», повернулась в сторону вошедших.
Лиска молча прошла через всю комнату и, сев на диван возле мамаши Олдри, взяла в руки бокал с вином. Пригубила и уставилась на меня, явно ожидая объяснений моего визита в столь неподходящий час.
Нужно было что-то сказать. Но как-то все слова выветрились из головы. И… О страх и ужас! Шустрая Кэт не знала, что сказать. Вообще, любые претензии со стороны Лиски были бы одинаково справедливы и безосновательны. И я одинаково могла бы их принять или послать её…
Наверное, я уже вам рассказывала, что не раз предлагала ей бежать? Даже заказывала у Колби документы за немалые деньги, которые приходилось прятать от Трёхглазого Сэма и Ловаса. Но Лиска так и не решилась на побег. Я хоть пробовала. Пусть и безуспешно. А она — нет. Может, ей было действительно страшно за свою жизнь…
Короче, чувствовала я себя виновной во всех её бедах и несчастьях, хоть виноватой не была. И даже кошель с деньгами, который я держала в руке, казался просто попыткой откупиться от совести.
