А Помпилио молча смотрел на почерневшую от огня землю, на черные деревья и черные останки домов. И на трупы: мертвые спорки густо усеивали улицы, и далеко не все они почернели от огня. С этой высоты трупы виделись отчетливо, и было заметно, что пираты не жалели ни мужчин, ни женщин, ни детей. Никого.
– Огнедел неплохо повеселился, да? – глумливо спросил Рубака.
– Зачем он это сделал? – едва слышно пролепетала Тайра. – Зачем?
– Потому что сумасшедший, – спокойно ответил адиген.
Так спокойно, что заставил пирата вздрогнуть. Лях бросил на Помпилио злобный взгляд, ощерился и произнес:
– Огнедел наказал тех, кто его обманул. Наказал тупую ведьму за предательство.
Тайра посмотрела на Помпилио, и тот мрачно пообещал: – Он заплатит. А потом поднял к лицу скованные руки и почесал кончик носа.
///
Разгромив колонию – сладкие воспоминания об учиненной расправе не отпускали, заставляя изредка улыбаться и даже хихикать, – Огнедел вернулся на базу, отослал «Орлан» встречать Филарета, а сам занялся текущими делами, готовясь к предстоящему походу и встрече гостей. Придумывая, как именно проведет экзекуцию, кто будет на ней присутствовать и как именно он убьет Киру. И Тайру. В какой последовательности и каким способом. Эти размышления возбуждали Огнедела, и он был весьма недоволен появлением помощника, попросившего капитана перейти в радиорубку.
В которой Мааздуку пришлось пробыть довольно долго.
Сначала на связь вышел старший помощник, сообщив, что встретил «Грешника» и оба цеппеля направляются в колонию. Затем эту информацию подтвердил Рубака в своей обычной, слегка развязной манере. Затем Ричард собрался уходить, но радист сообщил о следующем вызове, как выяснилось – от Ионы Туши, слышать которого Огнедел был по-настоящему рад.
– Как дела у тебя?
– Пересекаем океан, – отозвался Туша, голос которого был с трудом различим сквозь помехи. – Идем на «Ловкаче Уилли»…
– Как? – переспросил Мааздук.
– «Ловкач Уилли», – ответил Иона. – Капитан Леонард Оресто.
– Мне безразлично, кто на твоем корыте капитан, – хмыкнул Огнедел. На название цеппеля ему тоже было плевать, но Ричарду не понравился нервный голос Туши, и он решил слегка затянуть разговор. – Когда вы прибудете?
– Астролог говорит, часа через два, не раньше.
– Хорошо. – Мааздук выдержал паузу. – Дай мне поговорить с девчонкой.
Возникла короткая заминка, которая очень не понравилась Огнеделу, а затем Туша уныло произнес:
– Не могу.
– Почему? – быстро спросил почуявший неладное Ричард.
– Она без сознания, – окончательно убитым голосом ответил Иона. – Мы дали ей снотворное, чтобы не возникло проблем при прохождении таможни, и она до сих пор спит.
– Как долго? – быстро спросил Ричард.
– Уже двенадцать часов.
– Слишком долго!
– Мы… я… мы тоже слегка нервничаем, – признался Туша и горячо добавил: – Но она дышит! Я клянусь: она дышит!
И Огнедел понял, чем была вызвана неуверенность, которую он уловил в голосе здоровяка: страхом, что к заказчику супруга дер Даген Тура прибудет мертвой.
– Девчонка нужна мне живой и здоровой, – процедил Мааздук. – И ты сильно пожалеешь, если с ней что-нибудь случится.
– Все будет хорошо, – дрожащим голосом пообещал Туша. – Я… мы постараемся ее разбудить. Мы уже позвали медикуса…
– Вы должны были сразу позвать медикуса!
– Я… мы… Она дышит! Медикус сейчас придет…
– Делай все, что нужно, и помни: я спрошу с тебя! – рявкнул Мааздук и отключился. Но тут же велел радисту установить связь с галанитом.
– Ауроберт, добрый день!
– Рад тебя слышать, Ричард, требуется моя помощь?
Спесирчик задал вопрос обычным, абсолютно спокойным тоном, но Огнедел прекрасно понимал, что галанит не горит желанием сражаться, и поспешил успокоить директора Фактории:
– Ауроберт, из Гейтсбурга в колонию идет «Ловкач Уилли». Это невооруженный торговый цеппель, на борту которого находится крайне важный для меня груз. Буду благодарен, если ты тайно сопроводишь судно.
– Тайно? – удивился галанит.
– По возможности, – уточнил Огнедел. – Постарайся держаться на пределе видимости. Если они тебя заметят и выйдут на связь, скажешь, что ты прикрываешь их по моей просьбе, если не заметят – сам их не вызывай.
– Хорошо… – протянул галанит. – Это все?
– Пока все, но что будет дальше – не знаю, – честно ответил Мааздук. – И прошу предельно внимательно наблюдать за небом: вполне возможно, за «Ловкачом» идут корабли.
– Предполагаешь предательство? – насторожился Спесирчик.
– От этого никто не застрахован, – усмехнулся Огнедел. – И еще есть вероятность, что «Ловкач», сам того не зная, привел на хвосте врагов. В общем, нужно все как следует проверить.
– Я тебя понял, – чуть помолчав, ответил Спесирчик. – И все сделаю.
///
Как это ни странно, Огнедел оказался более радушным хозяином, нежели Рубака. Если, конечно, такое определение имело смысл использовать… Ричард распорядился доставить пленников на «Орлан», но не запер в карцере, как поступил Филарет, а предоставил в их распоряжение кают-компанию, где для Помпилио и Тайры приготовили бутерброды и холодный кофе.
Правда, наручники с пленников не сняли…
Ведьма от еды отказалась, лишь утолила жажду, а Помпилио с аппетитом и видимым удовольствием съел три бутерброда с бужениной, посетовав на отсутствие свежих овощей, закусил куском яблочного пирога, оказавшегося вполне сносным, пришел в отличное расположение духа и встретил Огнедела легкой улыбкой.
– Наконец-то!
Чем слегка смутил Ричарда, признавшегося себе, что ожидал от адигена любого поведения, кроме подобного.
– Наконец-то что? – хмуро спросил Мааздук, усаживаясь в кресло.
А два вооруженных телохранителя замерли у двери, положив руки на рукоятки пистолетов.
– Наконец-то мы встретились, – объяснил Помпилио, и улыбка с его лица исчезла. – Один год.
– Чуть больше.
– Неважно. Значение имеет только то, что мы смотрим друг на друга.
И притихшая Тайра поймала себя на мысли, что еще ни разу не видела адигена настолько жестким и холодным. Даже выговаривая о ее нечистоплотной связи с пиратами, Помпилио держался совсем иначе, ненамного, но мягче, сейчас же он походил на ледяного голема, от которого веяло смертельным холодом.
– Сегодня ты умрешь, – сообщил Мааздук, хотя совершенно не собирался произносить столь пошлую фразу.
Первый раунд разговора остался за Помпилио.
