Куарра протерла глаза и поморгала. На Аланциаре не было джунглей. Очевидно, проснулась она не дома. Но где?
Она села. Вокруг была грязь. Позади нее человеческая женщина в соломенной шляпе пересаживала цветы в глиняных горшках. Она казалась смуглее и моложе Эделла, ее каштановые волосы были коротко острижены.
– Надо пересадить далсу, пока земля еще влажная, – пояснила незнакомка, не прерывая работы. – Куарра, да? Тебе действительно следовало позаботиться о шляпе. И лучше носить короткие волосы. Арахнориды здесь ужасны.
Куарра напряглась, услышав свое имя:
– Ситх… поймала меня. Ты – одна из них.
Женщина фыркнула:
– Никогда не спускала кешири дерзких слов. Тебе повезло. Я стала мягче с тех пор, как мы переселились сюда.
В стороне, на поляне среди деревьев, Куарра увидела еще одного человека. Он обрабатывал мотыгой небольшую делянку. В неровном свете почудилось, что она видит Йогана, сильного, невозмутимого. Но это был чужак.
– Вы оба ситхи, – сказала она.
– Мы – ничто. – Женщина выпрямилась и повернулась лицом к кешири. – Мы здесь – ничто. Или ты. Я – Ориэль, зови меня Ори. А это – Джелф.
Пока она говорила, солнечные лучи запутались в тумане. Мир на секунду словно поплыл.
– Это не по-настоящему, – проговорила Куарра. – У меня видение в Силе. Или это сон.
– Никогда не думала, что есть большая разница, – сказала Ори.
– Вы живете в джунглях?
– Живу. Или жила. В джунглях время течет не так, как во снах.
Куарра посмотрела вниз и увидела человеческого малыша, пробирающегося по лужам. Ори подхватила ребенка раньше, чем он успел добраться до ее сада. Куарра услышала и другие детские голоса из-за хижины.
– У тебя есть дети.
– Трое. Как и у тебя.
– Верно. – Куарра не сомневалась, что это сон: ситхи не могли ничего знать о ее семье.
Ори передала испачканного, но счастливого малыша старшим детям. Целая жизнь была здесь, на поляне в джунглях. Пусть маленькая, но, кажется, полная.
– У меня, как и у тебя, тоже были обязательства, – заговорила Ори, не дожидаясь вопросов. – Я бросила их ради любви.
– Любовь? У ситхов? – Куарра прервала сама себя. – Извини, ты сказала, что не была…
– Я сказала, что сейчас я не ситх. Впрочем, я и раньше была не очень хорошим ситхом.
– А есть хорошие ситхи?
– Некоторым легче жить среди других, однако, если и так, они, пожалуй, тоже не очень хорошие ситхи. – Ори рассмеялась. – И да, я здесь не только из-за любви. У меня были обязательства, положение в обществе, как и у тебя. Я поняла, к чему это приведет. И мне это не понравилось.
Куарра посмотрела на убогую хижину:
– Это то, что ты выбрала взамен.
– Это убежище… – Ори взглянула на играющих детей и глубоко вздохнула. – Сейчас в мире почти не осталось укромных уголков. Я не знаю, останутся ли они вообще в будущем.
Плечи Куарры поникли. Из-за звонких голосов детей и звуков джунглей место казалось шумным, но она ощущала здесь то спокойствие, которого так часто жаждала в Ухраре.
– Я хотела бы жить обособленно, – сказала она практически сама себе. – Я так устала. Я смотрю вокруг, и все, что я вижу, мной уже сделано. Даже мои дети – я знаю, какой будет их жизнь, хотя они ее еще не прожили. – Куарра помолчала, потом продолжила: – Думаю, поэтому я и пыталась найти что-то новое. Мечту, к которой можно стремиться. Уверена, звучит плохо…
– Ох, можешь следовать за мечтой. – Ори оглянулась на мужа. Фермер кинул взгляд на женщин и улыбнулся обеим, прежде чем вернуться к работе. – Ты можешь следовать за мечтой, и ты можешь создать свой собственный мир ради одного. – Она взглянула на кешири. – Ты можешь долго жить в мечте. Но в конце концов…
– …в конце концов мир найдет тебя, – прошептала Куарра. И открыла глаза.
Они спали в сухой дренажной трубе, неподалеку от Кереббской канальной станции. Невозможно было уговорить Эделла остановиться в одной из казарм – ее официальный статус давал ей на это право. После спектакля в Ритуальный день он завелся, как ручная баллиста перед выстрелом.
Куарра не знала, хорошо это или плохо, – она видела, на что он способен. Но ведь почему-то он сейчас нервничает. Она была права: Аланциар стал великолепным оружием против Эделла. Чем дальше на север Куарра вела ситха, тем больше росла ее уверенность. Стало ясно, что, кроме тех, кто приземлился, у него больше никого нет. И когда они шли мимо заводов, она замечала, что Эделл раздумывает над тем, какое оружие здесь могут производить.
Но это не мешало ему играть в безразличие.
– Еще один уродливый поселок, – произнес он, когда они покинули Минрат.
– Не обманывай меня, ситх. Я чувствую ложь. Ты впечатлен.
Эделл взглянул в ее сторону:
– Признаю, в техническом плане ваши кешири превосходят наших.
– Ваших кешири?
– Конечно. Чьих же еще?
Куарра сердито вздохнула.
– Кешта – красивый тихий континент, – продолжал между тем Эделл. – Может, это и направило его жителей к искусству. Да, они сделали водопровод, но они сделали его красивым. – Он указал на канал впереди. – Если бы они, как и вы, больше думали о функциональности, наш водопровод продержался бы дольше.
– Он развалился?
– Нет, мы отремонтировали его. Но если бы его делали вы, у нас никогда не возникло бы с ним проблем. – Эделл посмотрел вдаль, будто взвешивая следующие слова. – Я думаю, – наконец заговорил он, – что «Знамение» приземлилось в неправильном месте.
Куарра покачала головой:
– Ты ничего не слушал в Кереббе? Вы – причина того, что Аланциар стал таким. Вы, ситхи, и угроза, исходящая от вас. Две тысячи лет мы готовились к вашему приходу. – Она оглянулась на серый город и посетовала: – Ты все-таки ничего не понял. Это вы сделали нас такими.
– Если ты думаешь, – усмехнулся Эделл, – что мы будем сожалеть об этом, то ты совсем не поняла нас.
К полудню они добрались до пасторальных пейзажей Западного щита. На просторных холмах Шанка было больше людей и больше селений. У берегов водных путей широко раскинулись фермы, мунтоки тащили по дорогам телеги, груженные сеном. Склон, полого поднимающийся к восточному плато – главной части континента, – разделяли ровные террасы. Урожай поспел, и высокие крепости были почти незаметны среди зелени и золота полей.
Взгляд Куарры проследил линию мигающих сигнальных станций, доставляющих новости с побережья в военную столицу Сас’минтри, находящуюся на западном краю плато. Нагорье почти не было видно: на востоке клубились облака. Сердце Аланциара надежно защитила сама природа – цепью зубчатых горных вершин. Куарра сочувствовала местным сигнальщикам и мыслевестникам. Жизнь Йогана, конечно, не назовешь увлекательной, но с его башни открывался вид более захватывающий, чем бескрайние поля зерновых.
