Беспальцев знал, что жена Владика была заядлой дачницей, выращивала прекрасные цветы, и если кому-то требовался букет, все обращались к ней.
– А что там сейчас делать? – Майор взял ключ от своего кабинета. – Картошку, поди, выкопали.
– Выкопали и яблоки собрали, – кивнул Павлов. – Однако моя благоверная хочет убрать сухие листья и сжечь их. А я говорю ей, – тут Владик зашелся смехом, его грузное тело затряслось, и следователю показалось, что он сейчас упадет со стула, – какие сухие листья, если под дождем они все мокрые!
Майор прыснул, будто оценив шутку, и, махнув рукой, прошел в кабинет. Включив свет, он снял промокшее пальто, положил на стол книгу и, опустившись на неудобный старый стул, бережно открыл ее. Автор подробно рассказывал историю брегета.
Гениальный часовщик Авраам-Луи Бреге, впрочем, не только часовщик, но и математик и механик, создал часы в восемнадцатом веке – первую в мире модель, которую не надо было заводить. Они были оценены именитыми особами, в том числе и королевской крови. Среди них значилась и супруга Наполеона Бонапарта. В 1783 году мастер получил секретный заказ для королевы Франции Марии-Антуанетты. Какой-то тайный поклонник королевы передал часовщику свои пожелания: мастера не ограничивали во времени и финансах и просили создать модель со всевозможными усложнениями из самых что ни на есть дорогих деталей. Чтобы создать такую уникальную конструкцию, мастеру понадобилось задействовать все, что имелось в его распоряжении.
Однако королева так и не дожила до того момента, когда свет увидел самые сложные часы в мире: она была обезглавлена. Часы появились на свет более чем через три десятка лет с момента получения заказа и пережили самого создателя.
Беспальцев с удовольствием читал о мастере и его творениях, разглядывал картинки с чудо-часами, разглядывал пристально и в очках, словно пытаясь найти разгадку брегета, который хранился у старого Гольдберга. Однако в книге не было ни слова о криминальной личности, владевшей подобной вещицей. С сожалением отложив ее, Геннадий сунул кипятильник в банку и включил в розетку.
Вскоре вода забулькала, навевая мысли о доме, об уютной кухне. Он всегда любил смотреть, как готовила жена, как она управлялась с кастрюлями, сковородками и прочей кухонной утварью. Однако Галина всегда его выгоняла: не мужское, мол, дело – в кухне сидеть. От дома мысли перенеслись к часовщику и его племяннице. Софья сказала о ювелире, который был готов заплатить любые деньги за брегет. Жаль, что Гольдберг не назвал его фамилии или хотя бы имени. Это помогло бы раскрыть дело. Что, если ювелир, так хотевший приобрести брегет, устал выклянчивать вещицу и просто прикончил часовщика? Как бы там ни было, нужно его искать.
Георгий, человек, который сидел вместе с покойным Будченко, тоже из Одессы… Все пути ведут в этот портовый город, где всегда ютились бандиты под южным солнцем. Кстати, почему до сих пор нет ответа на запрос из колонии? Наверное, лучше туда позвонить.
С подполковником Николаем Ивановичем Ревенко ему доводилось встречаться.
Вода забулькала совсем остервенело, и Беспальцев вытащил шнур из розетки, потом плеснул кипяток в стакан со вчерашней заваркой, достал из шкафчика печенье и сахар, но пить чай не стал, решив сделать это позже. Вытащив из кармана коричневых брюк блокнот, он открыл его на букву «р», нашел телефон начальника колонии и позвонил в междугородную службу, чтобы заказать срочный разговор. Очень любезная девушка довольно быстро соединила его с Николаем Ивановичем, и в трубке раздался спокойный баритон:
– Подполковник Ревенко слушает.
– Здравия желаю, – отчеканил Геннадий. – Майор Беспальцев из Вознесенска беспокоит.
– Хо-хо, – усмехнулся начальник. – Сколько лет, сколько зим! А я помню, как мы выпивали в ресторане, когда вместе отдыхали в санатории.
Следователь подумал, что тот двухлетней давности отдых в санатории на побережье пошел ему на пользу. В кои-то веки дали путевку, он, правда, сопротивлялся, потому что боялся, как его коллеги закончат одно сложное дело. Ничего, закончили, а он прекрасно отдохнул. Ему дали номер на двоих, где уже поселился кто-то «очень солидный», как сообщила администратор. «Очень солидным» оказался подполковник Ревенко, высокий худой мужчина с заметной лысиной на макушке и желтоватыми пронзительными глазами. Сначала Геннадий расстроился, когда узнал, кто стал его соседом. Он всегда считал: если уж отдыхать, то по полной, без каких бы то ни было разговоров о работе. Вот почему, когда подполковник спросил его, где он работает, Беспальцев сделал многозначительную паузу, прежде чем ответить:
– Следователь.
Николай Иванович расплылся в улыбке, показав редкие зубы.
– Следователь? Ты смотри, как в жизни бывает. Санаторий-то вроде не ведомственный, а коллеги и тут меня нашли.
– Вообще-то я не хотел, – буркнул Геннадий. Ревенко кивнул и достал из саквояжа палку копченой колбасы, хлеб, банку соленых огурцов и бутылку водки «Столичная»:
– Я тоже терпеть не могу на отдыхе вспоминать работу. Ну, давай за знакомство?
Следователь оглядел небольшой номер:
– Рюмок нет и стаканов тоже.
Николай Иванович сделал жест рукой, обозначавший «спокойно», и вышел из комнаты, вернувшись с двумя гранеными стаканами.
– Не бойся, майор, все есть.
Беспальцев понял, что посуду дала администратор.
– Не могла же она отказать начальнику тюрьмы, – усмехнулся он. – Будь другом, порежь закуску. Перочинный ножик у меня всегда с собой.
Перочинный ножик оказался немного туповатым, но следователь справился с колбасой и хлебом. Огурцы можно было оставить в банке. Николай Иванович медленно, будто наслаждаясь процессом, разлил водку по стаканам.
– Итак, за приятное знакомство, – провозгласил он, залпом выпил содержимое стакана и захрустел огурцом, довольно крякая: – Ой, как вкусно, жена делала. Учительница она у меня, в школе работает. Я ей иногда говорю: «Воспитывай лучше своих учеников, чтобы ко мне никто не попал». И она старается. Ты не поверишь, но стены моей колонии никогда не видели ее учеников. Кстати, я пару раз приходил к ним на собрание. Дети меня жутко боялись. – Он снова захохотал. – Однажды я предложил жене сводить их на экскурсию в колонию, за что получил сковородкой по голове. Как она оберегает своих деточек – как квочка, – Николай Иванович придвинул к себе бутылку. – Ладно, хватит о моей курице. Давай еще выпьем.
Геннадий помнил, что бутылка, слегка запотевшая, опустела довольно быстро. Огурчики таяли во рту, с колбасой тоже расправились в один миг. Ревенко недовольно крякнул, оглядев опустевший стол.
– Жаль, маловато прихватил. Ну да ладно. Пойдем-ка погуляем, осмотрим санаторий, чтобы не быть, как слесарь в том неприличном анекдоте. Провалялся с женщиной в постели двадцать дней, а на двадцать первый вышел на балкон и удивился: «О, тут и море есть!»
