Тень бесконечной ночи
Пролог
Лето 994 года от основания империи Ильказара
Конец охоты
В залитом голубым светом зале, вырубленном в сплошном камне, ждали четверо. Вошел пятый.
– Я был прав. – Усталость и запыленная одежда выдавали тяготы проделанного им путешествия. – Это действительно Звездный Всадник.
Он уселся в кресло. Остальные ждали.
– Двенадцать моих людей отдали свои жизни, но оно того стоило. Я допросил троих, сопровождавших Ученика в Малик-Таус, и свидетельства их были весьма убедительны. Ангелом Ученика оказался Звездный Всадник.
– Хорошо, – кивнул тот, что принимал решения. – Но где он сейчас? И где Джеррад?
– На два вопроса – один ответ. У Громовой горы.
Не услышав ничего, кроме молчания, новоприбывший продолжал:
– Погибла большая часть лучших моих агентов. Но весть дошла: маленького старичка и крылатого коня видели в окрестностях Пещер Древних. Джеррад взял с собой голубей, и сокольничий принес одного из них, как раз когда я вернулся домой. Джеррад обнаружил лагерь старика у подножия горы. У него с собой Рог.
Последнюю фразу он произнес срывающимся от волнения голосом:
– Отправляемся утром.
Рог Звездного Всадника, Виндмьирнерхорн, имел славу Рога изобилия. Человеку, который сумел бы вырвать его из рук хозяина и подчинить своей воле, можно было уже ни о чем не беспокоиться – он мог создавать любые богатства, способные купить весь мир.
Все пятеро мечтали о восстановлении древней империи, похищенной у предков.
Время похоронило их империю, и на свете уже не существовало ниши, которую она могла бы заполнить. Это были не более чем мечты, и большинство присутствующих прекрасно это понимали. Однако они неизменно стояли на своем, движимые силой традиций, желанием принять вызов и страстью, переполнявшей тех двоих, что вели сейчас беседу.
– Там, внизу, – сообщил Джеррад, показывая на погруженное в вечерний полумрак глубокое, поросшее зелеными соснами ущелье. – Возле водопада.
Его спутники с трудом могли разглядеть исчезавший вдали дым костра.
– Что он собирается делать?
Джеррад пожал плечами:
– Просто сидит там уже месяц. Не считая ночи на прошлой неделе, когда он помчался верхом куда-то на восток и вернулся лишь на следующий день перед заходом солнца.
– Знаешь, как туда спуститься?
– До сих пор я не подходил ближе, чтобы его не испугать.
– Ладно, займемся лучше делом. Воспользуемся теми светлыми часами, что нам еще остались.
– Разделимся и нападем на него со всех сторон. Джеррад, что бы ни случилось, не дай ему добраться до Рога. Если понадобится – убей.
Было уже за полночь, когда они напали на старика, а если бы не взошла луна, то все началось бы еще позже.
Проснувшись при звуке шагов, Звездный Всадник стремглав метнулся к Рогу. Джеррад прыгнул первым, с ножом в руке. Старик на полпути сменил направление и с удивительной ловкостью вскочил на спину крылатого коня, который взмыл в небо под звуки, напоминавшие хлопанье драконьих крыльев.
– Сбежал! – выругался предводитель. – Проклятье! Проклятье! Проклятье!
– Вот ведь быстроногий старикашка, – заметил кто-то.
– Какая разница? – сказал Джеррад. – Мы получили то, за чем пришли.
Предводитель поднял объемистый Рог:
– Да, теперь он у нас в руках. Закладной камень новой империи. А Ветер-Оборотень станет ее краеугольным камнем.
– Слава империи! – воскликнули его спутники по подобию предков, хоть и с иным энтузиазмом.
Откуда-то сверху послышался приглушенный далекий звук, похожий на эхо смеха.
1
583–590 гг. от О. И. И
Он вступает на мировую арену
Палачи в капюшонах устанавливали украшенный изящным орнаментом столб, а ребенок плакал у их ног. Когда привели женщину с красными от слез глазами и растрепанными волосами, он хотел побежать к ней, но палач мягко подхватил его и передал удивленному старому крестьянину. Пока люди в капюшонах укладывали вокруг женщины вязанки хвороста, она с немой мольбой смотрела на ребенка и мужчину, не видя ничего, кроме них. Священник совершил над ней соответствующие таинства, поскольку с точки зрения его религии она ни в чем не согрешила. Прежде чем вернуться на предписанное ему место, он взмахнул яркими кистями из конского волоса над нечесаной головой пленницы, осыпав ее усмиряющей боль пыльцой сонного лотоса, и произнес молитву за спасение души. Главный палач дал знак начинать. Помощники принесли горящую головню, и палач поднес ее к вязанкам хвороста. Женщина смотрела на собственные ноги, словно не понимая, что происходит. А ребенок не переставал плакать.
Крестьянин со свойственной сельским жителям грубой нежностью утешал мальчика, неся его туда, где он не мог услышать криков. Вскоре мальчик перестал всхлипывать, словно смирившись с жестокими прихотями судьбы. Старик поставил его на мощеную улицу, не выпуская детскую руку из своей. Ему самому было хорошо знакомо горе утраты, и он знал, что его следует унять, прежде чем оно перерастет в заклятую ненависть. Этот мальчик наверняка однажды станет мужчиной.
Мужчина и мальчик протолкались через веселящуюся толпу – день казни всегда был в Ильказаре праздником. Мальчик бежал вприпрыжку, пытаясь поспеть за быстро шагающим крестьянином и утирая слезы тыльной стороной грязной ладошки. Покинув окрестности дворца, они вошли в район трущоб, а затем двинулись по вонючим улочкам среди развешанного белья, пока не добрались до площади, называвшейся Крестьянским рынком. Старик подвел мальчика к прилавку, за которым в окружении дынь, помидоров, огурцов и кукурузных початков восседала пожилая женщина.
– Та-ак, – протяжно проговорила она. – И что ж ты такое нашел, Ройял?
– Смотри, матушка, какой бедняжка, – ответил тот. – Видишь следы от слез? Иди сюда, иди, получишь сладенькое.
Подняв мальчика, он зашел за прилавок.
Женщина порылась в небольшом свертке и достала конфету:
– Держи, малыш. Это тебе. Садись, Ройял. Слишком жарко, чтобы таскаться по городу.
Взглянув на мужа над головой мальчика, она вопросительно подняла брови.
– День уж точно выдался жаркий, – ответил Ройял. – Люди короля снова сожгли ведьму. Молодую. Черный капюшон велел мне забрать ребенка.
Мальчик стоял в тени старой женщины и жалобно смотрел на них круглыми глазами, левым кулачком прижимая ко рту твердую как камень конфету, а правым вытирая остатки слез. Но он уже не плакал и глядел на них, словно маленький идол.
