– Весьма зело, – подтвердил я. – Я вполне. Потому что. Для подтверждения и стабильности.
Среди опасливо отступающих с моего пути людей и женщин только одна осталась на месте, даже сделала шажок вперед. Еще до того, как увидел прекрасное бледное лицо с расширенными глазами, сердце мое сжалось в сладкой муке.
Элизабет стала еще прекраснее, как роза, что тогда была в виде бутона, а сейчас распустилась во всей сметающей любые препятствия красе и прекрасности.
Элегантное платье золотистого цвета ниспадает до пола, но открывает безукоризненные плечи, лебединую шею и нежную кожу в низком вырезе платья, волосы на этот раз собраны в высокую прическу и украшены сеточкой с жемчужинами, и вообще показалась мне в этом зале как царевна-лебедь среди серых гусей.
Внутри болезненно екнуло, да она еще прекраснее, хотя тогда казалось, что лучше уже невозможно, и теперь эта жемчужина сияет и блещет при дворе императора Германа…
Мои шаги замедлились сами по себе. Стальной стержень, что внутри меня толщиной с Вандомскую колонну, стремительно истаивает, превращается в хрупкую сосульку под лучами жаркого солнца ее обаяния.
Я с усилием вернул контроль над мышцами лица, удерживаясь от глупо-радостной улыбки.
– А-а, леди… ах да, леди Элизагрет?
Похоже, мне удалось проговорить нейтрально контролируемым голосом, она присела в почтительном поклоне и ответила смиренно и почтительно:
– Леди Элизабет, ваше величество.
– Да-да, – сказал я тем же благосклонным голосом, – леди Элизабет, дочь короля Людвига, что в этом… как его, ага, Гессене!.. Видите, у меня прекрасная память! Все мелочи помню.
Последнее я произнес чуточку мстительным тоном, чтобы почувствовала, я могу вспомнить не только ее имя.
Она распрямилась по движению моих пальцев, взглянула мне в лицо дивными глазами цвета чистейшей воды из горного ручья.
– Ваше величество…
Я осведомился:
– Вас не пугает, что со мной телохранитель? А то и не один?
Она покачала головой, не отрывая от меня жаждущего взгляда.
– В отличие от остальных, я видела с вами и пострашнее.
– Когда же это, – удивился я. – Ах да, вы с графом Бекдорфом… или как его там, отправлялись на вечернюю охоту!.. И как прошла охота?
Ее глаза вспыхнули негодованием.
– Вы прекрасно знаете!..
– Ему точно была охота, – сказал я задумчиво, – а вам?.. Леди Элизабет, а ночь была бы так нежна… Простите, что помешал. Слышал в детстве, что даже собачью свадьбу нельзя портить, а я вот так неуклюже с сапогами в хрупкую и нежную романтику этого, как его… ага, флирта!.. Было приятно повидаться, леди Элизабет. Привет родителю, весьма милый человек.
Кивнул, выдерживая прежнюю благосклонность в лице и осанке, так же величаво пошел мимо, хотя вся натура воспротивилась, а внутренний я все пытался развернуть меня и ухватить ее в объятия.
Песню можно победить только другой песней, я изо всех сил вызывал в памяти Бабетту, но в голову лезут не воспоминания, какая она в постели, а как же ухитрялась хитрюга на северный континент?.. Скайбагеры отпадают, те только в этих широтах, так что либо кольца и талисманы, либо заклятия…
Скорее, талисманы, мелькнула трезвая мысль. Фигура у нее потрясная, потому в постель гордо прыгала, еще на середине комнаты сбросив все одежды, а что на руках и даже на ногах браслеты, женщины все стараются что-то на себя да нацепить.
Но ее нацеплялки могут означать не только украшения.
Нужно постараться вспомнить, как выглядели, потом расспросить Карла-Антона. И почему я тогда смотрел на ее сиськи, а не разглядел в подробностях кольца и ножные браслеты?
Увы, даже самые мудрые из нас все-таки самцы…
Глава 6
Похоже, Герман оставил некие инструкции насчет моего появления. Императоры должны предусматривать все, кроме совсем уж запредельных неожиданностей, но их предусматривать нужно тоже, я вот, к примеру, запредельнее самого запредельного, но буду разочарован, если он не оставил самые подробные инструкции, как встретить, что говорить и как держаться с этим могучим северным варваром, которого он старается приручить уже достаточно долго.
Слуг на моем этаже стало больше, замирают в ужасе, но не разбегаются, вдруг понадобятся, а это значит, объяснили, чтобы ни на что не реагировали, слушались беспрекословно и выполняли пожелания высокого гостя.
Навстречу заторопился невысокий человечек в огромном напудренном парике. Длинные в крупных локонах уши беспокойно шевелятся на груди, сам в сиреневом костюме с множеством вытачек и фижмочек, а белоснежное жабо напоминает нежнейшие взбитые сливки.
Я сказал доброжелательно:
– Сэр Джеральдер!.. Рад, что вас не повесили, как только я изволил отбыть из империи. А хорошо быть неповешенным, верно?
Он искательно улыбнулся.
– Все шутите, ваше величество. Император изволил оставить меня при дворце и повысил до старшего советника и заместителя лорда-канцлера…
– А-а, – сказал я, – понял, что я был прав, рассмотрев в вас больше, чем просто советника!
Он улыбнулся одними глазами.
– Да, ваше величество. Конечно, ваше величество…
Но взгляд сказал, что нежелание ссориться со мной или даже просто вызывать мое неудовольствие тоже сыграло роль в мудром решении императора.
– Ваше величество, – сказал он искательно и снова поклонился, – мы счастливы, что во главе Клонзейда теперь вы, а не Скагеррак!.. Надеюсь, у вас все будет хорошо, а то некоторые сомневаются, что удержитесь на троне…
Взгляд стал цепким, я ответил с небрежностью человека, уверенного в своей несокрушимости:
– К счастью, у нас две формы правления. Просвещенный абсолютизм и военная демократия.
Он посмотрел с недоумением.
– И как такое соуживается?
– С соратниками, – пояснил я, – я первый среди равных. А с местными – император, перед которым кто не склонит достаточно почтительно голову, сразу ее теряет. Потому, как понимаете, такой режим победить трудно. Если только сами не рассыплемся.
Он поклонился.
– Да-да, центральной власти обычно как раз недостает твердости.
Я взглянул с интересом.
– Вы были неплохим канцлером. Сразу схватываете наши замечательные особенности, хотя режим северян и кажется непривычным!
Он поклонился.
– Благодаря вам, ваше величество, я занял более высокое положение при дворе, чем раньше. И лорд-канцлер поручает мне важнейшие дела. Спасибо вам!
Я сделал небрежный жест.
– Рад делать добрые дела для Жемчужной империи.
