Перед тем как переехать в клинику, требовалось подобрать «хвосты» в институте. Напрягаясь и мучаясь от боли в сломанной руке, я сумел написать и сдать все необходимые за первый курс письменные работы и зачеты. Я ощущал себя настоящим студентом. В принципе мне было даже легче, чем всем остальным моим неизвестным собратьям по учебному процессу. Я не имел возможности предаваться соблазнам молодости, и учеба была единственным для меня занятием. Если бы не боль и страх остаться без рук, я мог бы сказать, что был счастлив.
Люба Крылова помогла мне оформить академический отпуск. Кто бы мог предвидеть, что он сильно затянется, что к учебе в институте я смогу вернуться только спустя пять лет, когда мои неведомые сокурсники уже готовились получать дипломы.
Воспоминание третье
Шоумэн
Взрослая ортопедия
Я уже лечился в Первой областной клинической больнице. Мне было пятнадцать. Я упросил администрацию санатория направить меня в главную больницу области, рассчитывая, что кто-нибудь из ее врачей сумеет приструнить мою хворобу. В тот раз хрупкую надежду мне подарил Сергей Вячеславович Дианов. Он был заведующим отделением детской ортопедии и согласился попробовать что-то сделать с моими руками. Спустя шесть месяцев меня вернули в санаторий. Сергей Вячеславович так и не решился приступить к моему лечению.
Я знал, что в областную больницу попасть простому человеку, если он жил в городе, было очень сложно. Об этом мне говорил дед после нескольких первых безуспешных походов в облздрав. В областную больницу в основном привозили больных из области, а из города только редкие и срочные случаи. Большинство «городских» попадали сюда «по блату». Мой случай был, конечно же, не срочным, но все же редким. Редким и в том смысле, что «благодарить» нужных людей мне было нечем.
Палата взрослого отделения, где я на этот раз очутился, ничем не отличалась от палаты в детском. Моя кровать стояла возле окна, подоконник начинался прямо за спинкой. В палате лежало пять человек. Все мои соседи оказались намного старше. Со вчерашнего вечера – момента поступления, я плавно входил в курс дела. Задавал только «жизненно важные» вопросы, а всю остальную информацию получал, просто слушая разговоры сопалатников. От них я узнал, что наша палата считается «предоперационной», то есть в ней лежат больные, которых готовят к операции. Из этих же разговоров я уже составил свое предварительное мнение о лечащем враче.
Он появился на следующий день. Вошел и еще от двери посмотрел в мою сторону. Видел я его впервые.
– Меня зовут Фарит Джафарович! Я – лечащий врач этой палаты, – представился он. – Ты вчера поступил? Можешь продиктовать название своего заболевания?
Фарит мне понравился сразу. Высокий, моложавый, с благородной проседью в темных волосах. Его широкоскулое лицо оставалось серьезным. Меня это удивило – я находился в лучшем ортопедическом отделении областной больницы, врачи которой, по определению, должны были быть самыми квалифицированными специалистами. По крайней мере, на областном уровне. Впрочем, удивление было кратковременным. Не думаю, что случаи «несовершенного остеогенеза» встречались ему часто. К тому же мой случай был редким даже среди подобных диагнозов.
После общения с врачом потекли больничные будни. Я старался свести к минимуму общение с соседями. Во всех больницах я всегда был единственным, кого не посещали, кому не приносили продуктовых передач, единственным, кто питался, жил за счет других. Кроме того, я зависел от помощи соседей. Ежеминутно помнить, что ты обуза для окружающих – очень невеселое занятие.
Именно поэтому я старался никогда ничего не просить. Если у людей возникала потребность, они сами делились и предлагали помощь. По-другому в больничной палате нельзя в принципе. За все время, проведенное в лечебных учреждениях, мне очень редко попадались типы, которые пытались жить обособленно. Обстановка, когда рядом, на очень ограниченном пространстве, живет несколько человек, заставляла даже прожженного единоличника относиться внимательнее к соседям по палате. Вести себя иначе было невозможно.
После операции в состояние беспомощности впадал каждый: человеку требовалось что-то подать, кого-то позвать… Санитарки и медсестры, которые как раз и должны помогать больному в этот период, не всегда оказывались рядом. А если две медсестры и одна санитарка оставались наедине с более чем семьюдесятью больными, как это было в ортопедии в то время? Они физически не могли находиться рядом со всеми, кому была нужна их помощь.
Через три недели Фарит Джафарович обрадовал меня сообщением, что мои документы отправлены в Саратов. В ортопедии мне делать было больше нечего. Однако бабушка все еще находилась в больнице, и, кроме того, я не мог появиться дома сразу после ее выписки. Она была не в состоянии ухаживать за мной еще в течение долгого времени. Пришлось договариваться с заведующим отделением Михаилом Михайловичем Озеровым. Спасибо ему – он вошел в мое положение и согласился, хотя и с большим трудом. Мы договорились, что еще месяц я могу полежать: «А там – посмотрим», – прибавил он, отходя от меня. Я его отлично понимал. Очередь в отделение взрослой ортопедии в то время составляла три-четыре человека на одно место.
Соседи
Был день, но в палате кроме меня все спали. Еще с санаторских времен я испытывал отвращение к так называемому «тихому часу».
– К тебе пришли, – заглянув в палату, негромко произнесла молоденькая медсестра Катя. На самом деле звали ее Карлыгаш – «ласточка» по-казахски, но, чтобы не осложнять нам и себе жизнь, она просила называть ее просто Катя.
– Кто?
– Сказал, что он твой дедушка. У вас есть здесь халат? – Катя спрашивала о халате, который надевали посетители. Халаты должны были выдавать при входе, но уже давно это не практиковалось, и гости либо приносили халаты с собой, либо заимствовали в какой-нибудь из палат. В нашей палате халат был. Висел он обычно на гвоздике, на внутренней стороне входной двери.
Через некоторое время дедушка Андрей Аврамович уже входил в палату. Я очень обрадовался, увидев его знакомое и такое родное лицо. Вообще, деда я обожал. Это был веселый, жизнерадостный человек. Дед любил посмеяться. Мне всегда казалось, что он меня тоже любит, как и свою внучку, мою сестренку. Дедушка исключительно много для меня сделал. Это он когда-то пристроил больного малыша в туберкулезный санаторий, дав возможность ребенку получить среднее образование, а теперь организовал повзрослевшему и никому не нужному внуку-инвалиду обследование в областной ортопедии, с чего, собственно говоря, и начались основные события моей жизни. Очень смутно, но я помнил, как дедушка возился со мной, когда я был маленький. Он и его жена, баба Аня.
Сейчас дед вел себя как-то странно: постоянно отводил глаза, что-то спрашивал, и почти сразу же, не дослушав ответа, задавал следующий вопрос и вновь не слушал. Я не понимал, что происходит.
– Дедуля, ты как здесь? – спросил я после того, как он стал оправдываться, что в этот раз ничего мне не принес.
