С такими мыслями я и жил после выписки из больницы. Это было больше похоже на агонию. Нервы мои в то время сдавали по любому пустяку. Это конечно же отражалось на наших с бабушкой отношениях. Все чаще мы начинали ни с того ни с сего предъявлять друг другу претензии. Я упрекал ее, что она уделяет мне недостаточно внимания. Она тоже срывалась на меня ни с того ни с сего. Эти месяцы моего пребывания дома были, возможно, самыми тяжелыми. Я уже поставил точку на своей жизни. Понимал, что ничего дальше не будет. Даже о том, что учусь в институте, больше не вспоминал. А таблеток, чтобы все это прекратить, у меня было недостаточно.
В один из таких дней бабушка вытащила из почтового ящика конверт из Министерства здравоохранения СССР. Это был ответ на мое письмо Горбачеву! В письме разъяснялось, что меня направляют на лечение в Центральный институт травматологии и ортопедии имени Приорова, в ЦИТО! И что они ждут моего приезда на обследование 14 октября 1986 года!
Я понимал, что до Генерального секретаря ЦК КПСС письмо не дошло. Но мне было достаточно и того, что кто-то, возможно, в секретариате Горбачева, прочитал и переправил его в Минздрав. А уже оттуда я получил направление. Но это все частности. Главное другое – чудесным образом исполнилось то, о чем я просил. Не важно как, не важно кто. Важно, что у меня, наконец-то, появился шанс.
Через день раздался звонок в дверь. К нам пришел мой лечащий врач из Первой областной клинической больницы – Фарит Джафарович, которому поручили сделать описание моего состояния и написать направление, но уже в Москву, в ЦИТО. На этот раз они решили не класть меня в больницу. Как я понял, Минздрав СССР отправил копию письма в наш областной отдел здравоохранения. Для нашего облздрава это было больше, чем приказ.
До октября, до моего отъезда, оставалось еще три месяца, времени больше чем достаточно, но письмо из Минздрава оказалось таким стимулирующим, что уже через три недели после его получения все было готово. В облздраве даже оплатили стоимость билета на поезд до Москвы для меня и моего сопровождающего. Когда же я позвонил и сказал, что в моем состоянии необходим второй сопровождающий, просьба была выполнена молниеносно. На следующий день мне принесли третий билет. Я мог ехать хоть сейчас. Вот только с кем? И как?
Ситуация сложилась странная. Билеты для меня и сопровождающих приобретены. Но вот где я могу найти этих двух добровольцев? Кто согласится со мной поехать?
Знакомых практически нет. Родственников столько, что пальцев одной руки для них оказывалось много. Время шло, а ни одной кандидатуры на горизонте даже не маячило. И лишь за две недели до отъезда проблема решилась. Одним из моих сопровождающих вызвался быть Виктор, бабушкин знакомый, вторым – мой дед Андрей Аврамович. Мне долго пришлось его уговаривать, но конце концов дедушка согласился.
Теперь на первом месте стоял другой, не менее важный вопрос – как ехать? Я помнил свою давнюю поездку с мамой в Саратов. Только посадка и высадка из вагона закончились четырьмя переломами. Два ребра, нога и рука. Но сейчас я находился в состоянии намного худшем, чем тринадцать лет назад.
Самым болезненным для меня был проход через двери. Дверь в нашу квартиру, например, очень узкая. При входе, несущему приходилось крепко прижимать меня к себе. Без этого никак не обходилось. А в поезде двери и коридоры намного уже. Я рисовал в мозгу жуткую картину, как меня вносят в поезд, несут по узкому проходу, вносят в очень узкие двери купе… меня охватывал настоящий ужас. Надо было думать, как мне переместиться из Астрахани в Москву с наименьшим потерями, иначе в Центральный институт травматологии и ортопедии мог прибыть пациент с феноменальным количеством переломов или вообще доехать нечто уже непригодное для оказания какой-либо врачебной помощи.
Возможно, я бы обошелся минимальным числом переломов, а также столкнулся бы с меньшим количеством проблем, добираясь до Москвы самолетом. Но в облздраве и билеты на поезд оплатили с такими драматическими придыханиями, что я подумал – если попросить «переиграть» поезд на самолет, того, кто отвечал за выделение денег, может хватить удар. Не стоило испытывать судьбу. Следовало довольствоваться тем, что уже было в наличии.
Я напряженно обдумывал все детали предстоящего путешествия. И как-то вдруг в мозгу всплыли кадры из фильма «Невероятные приключения итальянцев в России»: санитары несут умирающую старушку, которая остается лежать на носилках даже тогда, когда нерадивые медбратья тащат носилки, повернув их набок. При этом хулиганы в белых халатах отпускают замечания типа: «хорошо держится бабулька». За точность фразы не ручаюсь, но этот эпизод и подсказал решение.
Я попросил Виктора, чтобы он соорудил носилки, небольшие, под мой рост – это чуть больше метра, и в ширину… Ширину носилок я попросил его выяснить самостоятельно. Он специально сходил на вокзал и сделал все замеры. В моей ситуации важен был каждый сантиметр, потому что от этого зависело, сколько переломов у меня обнаружится по окончании путешествия. Совсем без них я, само собой, обойтись не мог. Хотелось свести к минимуму.
Итак, размеры были. Настало время конструирования. Уменьшенная копия обычных носилок не годилась. Прогибающаяся поверхность могла стать причиной дополнительных переломов, поэтому я попросил Виктора где-нибудь найти подходящую доску. Фанера слишком тонка, и решили остановиться на куске ДСП, древесно-стружечной плиты.
Через два дня «носилки» – взятый на стройке кусок ДСП, размером сто десять сантиметров в длину и сорок три сантиметра в ширину, с прикрученными обрезками железных труб в качестве ручек – были готовы. Я так дотошно вспоминаю эти «носилки» и процесс их изготовления, потому что практически любая мелочь, необходимая мне (или человеку в ситуации, похожей на мою), становилась большой проблемой. А еще потому, что в тот момент, когда я впервые лег на эти носилки, я и предположить не мог, что отныне они будут сопровождать меня повсюду в течение последующих шести лет. И что благодаря этому простейшему сооружению из куска ДСП и двух железных труб в предстоящие годы я буду избавлен как минимум от сотни переломов. Итак, вещи собраны, носилки сделаны – все готово. Во всяком случае, я был в этом уверен.
Оставался день до отъезда. Мысленно я уже пребывал далеко за стенами дома. В этот день я старался говорить мало и силился запоминать все, что вскоре будет мне недоступно. Я понимал, что скорее всего теряю дом безвозвратно. И дело было даже не в том, что я не вернусь сюда, в эту квартиру. Могло случиться так, что я вообще не вернусь в Астрахань. Весь мой немалый опыт общения с врачами говорил об этом. Не знаю почему, но все врачи, пытающиеся лечить меня, точнее, даже не лечить, а обещать начать лечение, все они сходились в одном, что я не переживу операцию.
Самым грустным было то, что бабушку я больше никогда не увижу, поэтому я старался, чтобы в этот последний день между нами не возникало никаких ссор.
– Бабуля, ты завтра пойдешь нас провожать?
– Антончик, это очень рано. Ты ведь знаешь, как я себя по утрам чувствую. А ты решил, как доберешься до железнодорожного вокзала?
