Так продолжалось два дня. На третий, рано утром, Иван пошел жаловаться на своих соседей заведующему отделением. Заведующий пообещал что-то предпринять. Иван ушел. А через час заведующему пришлось рысью бежать и разнимать дерущихся.
Инициатора потасовки перевели в нашу палату. При этом заведующий пригрозил ему, что в случае, если и здесь будут возникать какие-либо недоразумения, он не станет даже искать зачинщика, просто выпишет Ивана без продолжения лечения и без выдачи больничного листа. Угроза подействовала. Во всяком случае, хамить он перестал.
Иван боготворил деньги. Наличность была для него главным показателем ценности человека. Объем кошелька собеседника был решающим в определении его значимости и места, которое тот занимал в этой жизни по сравнению с самим Иваном. Себя же он оценивал исключительно высоко, потому что, как он выражался: «Я – рабочий и я создаю все богатства в этом государстве». Соответственно этому утверждению «гегемон» требовал почтительного отношения к себе со стороны всех остальных.
Нужно сказать, что я впервые столкнулся с человеком, имеющим такое отношение к деньгам и к жизни. Он откровенно презирал всех, о ком говорил, в том числе пренебрежительно отзывался о лечащих его врачах. Понимание того, что он на своей буровой вышке зарабатывал значительно больше, чем врачи института, делало его отталкивающе чванливым и заносчивым.
Впервые увидев меня, Иван как-то странно хмыкнул и, оглядев остальных, неожиданно спросил.
– А чего его так обрезали? – и снова хмыкнул.
Мои соседи – двое молодых парней Алексей и Юрий, аж привстали от такого «черного юмора». И быть бы скандалу, но я их опередил.
– Меня зовут Антон, – представился я.
– А-а-а, так ты еще и разговариваешь?
В его голосе слышалась угроза. Было непонятно, чего он хочет, и совсем не хотелось, чтобы все начиналось так нехорошо. Более чем пятнадцатилетний больничный опыт научил меня находить общий язык почти с каждым, с кем приходилось жить в одной палате. Я знал, что ни в коем случае нельзя начинать знакомство с конфликта.
– Разговариваю. Даже иногда на вопросы отвечаю, – я улыбнулся, показывая, что нисколько не обиделся.
– Меня Иваном зовут, – буркнул он. И, подойдя к своей кровати, бросил на нее принесенные вещи.
* * *
Вечером второго дня Иван сидел на своей койке. Ребята играли в шашки. Я, как и всегда в последнее время, занимался тем, что было для меня важнее всего: сгибал и разгибал в локте правую руку и разрабатывал кисть, сжимая маленький мячик.
– А вы столько денег видели? – совершенно неожиданно спросил Иван, обращаясь ко всем. С этим он полез в свою тумбочку и вытащил оттуда маленькую сумочку, извлек из нее бумажник и достал увесистую пачку денег.
Ребята, отвлекшись от игры, повернулись на голос. Я тоже посмотрел в сторону Ивана.
– Пятьсот рублей! – с каким-то совершенно непонятным торжеством в голосе сказал он. – Я это за месяц зарабатываю.
Не могу сказать, чтобы я когда-нибудь видел столько денег одновременно. Пачка, которую он держал в руке, равнялась сумме моей и бабушкиной пенсий за полгода. Ребята тоже были не из состоятельных. Было непонятно, какой реакции ожидал Иван. Восхищения? Удивления? Зависти? А оно того стоит? Поэтому и я, и ребята, посмотрев на деньги, почти сразу же вернулись к прерванным занятиям. Лишь Алексей что-то очень коротко буркнул.
– Чего ты сказал? – взвился Иван.
– Заработаем, я говорю, когда надо будет, – Алексей окончательно отвернулся, и решительно сделал свой очередной ход шашкой, давая понять Ивану, что для него тема исчерпана.
Я повернулся в сторону Ивана. Он увидел мое движение и стал перебирать деньги в руках. Закончив считать, медленно начал впихивать пачку купюр в бумажник. При этом продолжал бросать на меня короткие взгляды.
С этого дня он стал опасаться за сохранность своего богатства. По вечерам, а также в выходные, Иван куда-то надолго уходил, как он выражался «смотреть Москву». В эти часы мы просто отдыхали. Все же очень утомительно постоянно находиться в обществе человека, который относится к тебе с подозрительностью, граничащей с ненавистью. Самым обидным было то, что у него не было для этого никаких оснований.
Возвращаясь в палату после прогулок, он обязательно подходил к своей тумбочке, вытаскивал бумажник и, улегшись на койку, пересчитывал деньги, изредка бросая на нас взгляды. Мы находились под подозрением.
* * *
У Ивана было что-то с плечом правой руки. Врачи подозревали опухоль и положили его на обследование. Как и полагалось в таких случаях, нужно было ждать результатов. Боли в плече Иван ощущал постоянно. Но прошло уже две недели, а диагноз так и не был установлен. Все шло к тому, что нужно делать биопсию больной кости. Эта процедура проводилась под общим наркозом. И вот как раз на наркоз Иван соглашаться не хотел. Кто-то когда-то сказал ему, что наркоз влияет на сердце.
Временами Иван вел себя абсолютно нормально, тогда с ним можно было поговорить. Когда он говорил о семье, о своей жизни, его широкое скуластое лицо становилось совсем другим. В нем не было ни презрительности, ни подозрительности. Каким-то образом с лица слетала маска грубияна, и оказывалось, что перед тобой обычный парень с очень нелегкой жизнью за плечами. С жизненным опытом, немалым для его двадцати восьми лет, знавший нужду и много работавший. Становилась понятной его воспаленная любовь к банковским билетам и привычка оценивать всех и все только в денежном эквиваленте.
Иван родился где-то в Калужской области, в небольшом селе. Там же закончил восемь классов, но в техникум или училище идти не захотел. Его можно понять. Мать одна растила его и младшую сестру. Отца в семье не стало очень рано, а почему так случилось, Иван не рассказывал. Некоторые темы он вообще отказывался обсуждать. Было, однако, понятно, что отца Иван помнил.
После окончания восьми классов он пошел работать, и работу выбирал самую тяжелую, потому что за нее и платили тогда хорошо, но чтобы получать еще больше денег, он уехал в Тюмень. Тогда с экранов телевизоров «сходил» в народ образ рабочего, осваивающего самые отдаленные уголки Советского Союза. Иван рассказал, что как-то увидел по телевизору передачу о тюменских нефтяниках. Один из них поведал в интервью про хорошие заработки и тем самым «благословил» Ивана на решение ехать в Тюмень. Правда, сведения насчет зарплаты Иван все-таки перепроверил. Убедившись, что деньги там действительно светят большие, парень со спокойной душой уехал осваивать нефтяные месторождения. Так сказать, «присосался к недрам».
И не пожалел. Потому что, во-превых, он теперь зарабатывал достаточно денег. Достаточно для того, чтобы иногда отсылать их матери и сестре. Во-вторых, еще и потому, что встретил в Тюмени девушку, на которой женился. Что «во-превых», что «во-вторых», эти акценты расставил сам Иван. Видимо, для него, помнившего нужду, вылезти из нее, зарабатывая достаточно средств, чтобы содержать не только себя, но и семью, эти акценты и были – истинными.
