– Молодой ты еще… и дурак. Если Ковач в тебе разочаруется – то и значит, что свои яйца жрать будешь.
Услышав такой разговор где угодно, хоть в самом дальнем лесу за три дня пути от Базы, можно не гадать, кто его ведет: мобили, кто же еще. Была бы Лиза главным кровососовским начальником, она этих похотливых козлин кастрировала бы загодя, едва забрив, – может, хоть тогда о службе будут думать, а не о бабах?
Козлины подошли вплотную, продолжая муссировать все ту же тему. Гнусавый истово доказывал, что Лиза никому ничего не скажет, а даже скажет, так кто ей поверит, а с нее самой не убудет. Второй, шагавший с фонарем, категорически отказывался разочаровывать Ковача и отнекивался вплоть до момента, когда уткнулся в объект их спора и взглядом, и краем светового конуса. И замер, оцепенел на мгновение…
Он был почти на расстоянии вытянутой руки. Лиза шагнула вперед, одновременно выбросила руку в быстром выпаде, угодив колющим ударом куда-то между подбородком и кадыком, но дернуть лезвие в сторону и как следует резануть не успела – мобиль отшатнулся, уронив фонарь, и скальпель вышел из разреза.
Чуть позже раненый открыл рот, но вместо слов или крика оттуда надулся красный пузырь. Лиза этого уже не видела, рванувшись ко второму.
Гнусавый знаток ее сисек (ведь врет, козлина, ни хера он не видел!) был невысоким, щуплого сложения, однако оказался хоть плохонько, но вооружен: вместо фонаря тащил какую-то палку и тут же попытался ею отоварить. Лиза быстро нагнулась, пропустила удар над головой, но разминулась с палкой едва-едва, почувствовала затылком ее полет.
Для режущих ударов снова не было времени, она быстро повторила свой выпад, пока инерция унесла оружие гнусавого в сторону.
Попала… Куда воткнулось лезвие, она не разглядела толком, упавший фонарь не разбился и продолжал светить, но в сторону, а до ближайшей тусклой лампочки было слишком далеко. Но во что-то попала, и скальпель в этом чём-то застрял, а гнусавый резко мотнул головой и выдрал рукоять из ее пальцев.
Она осталась без оружия и тут же отскочила назад. Не знала, насколько опасна нанесенная ею рана, и прикидывала, как справиться голыми руками с длинной и увесистой дубинкой. Получалось, что никак, – можно только отпрыгивать, уворачиваться и дожидаться, когда кровопотеря сделает свое дело.
Беда пришла, откуда Лиза не ждала… Со стороны того мобиля, что не повелся на ее сиськи, опасаясь мести неведомого Ковача. Его Лиза уже списала со счетов (не Ковача, мобиля), решив, что зацепила хорошо и больше этот мудачок под ее скальпель не полезет.
Ошиблась: и он полез, и скальпеля она лишилась. Даже не полез, она сама на него наскочила, отпрыгнув подальше от гнусавого и его дубинки, – и почувствовала, что ее схватили за ноги, облапив повыше колен, причем откуда-то снизу, мобиль не то присел на корточки, не то стоял на коленях, Лиза не успела понять, он тут же дернул ее, уронил и сам навалился сверху с хриплым криком.
Крик был негромким и нечленораздельным, но явно торжествующим.
Она дралась отчаянно, с остервенением, но этот, в отличие от худосочного приятеля, был парнем крупным и плечистым. Кулачные удары, щедро отпускаемые Лизой, он словно и не чувствовал, к тому же правой бить в полную силу не получалось. Она была в таком состоянии, что руку не берегла, вообще не думала о том, но понимала: не то, удары слабоваты.
Схватка в партере продолжалась недолго и завершилась тем, что Лиза оказалась лежащей на спине, мобиль на ней, почти лицом к лицу, и поза намекала, что он решился-таки нарушить запрет Ковача… Хрипло дышал, и капли с каждым выдохом летели Лизе на лицо – не изо рта, из разреза над кадыком, но рана явно была пустяковой и ничему не угрожала.
Она ударила его головой, метясь разбить нос, но угодила лишь по скуле. Мобиль тут же вцепился в ее шею, сдавил. И продолжил давить все сильнее, головой было уже не дернуть, и коленом вмазать между ног не получалось.
Лиза двинула ему по голове кулаком, левым, он словно и не заметил, и она мимолетно пожалела, что не получила от природы и родителей кулак-арбуз, как у Бобы, или хотя бы обычный мужской кулак средних кондиций…
Мобиль деловито прилаживался ее задушить. Не изнасиловать и не скрутить-связать ради премии, – именно задушить, прикончить, Лиза в том не сомневалась, глядя глаза в глаза на его бешеную побелевшую рожу.
Душил мобиль неумело, понятия не имея, куда именно надо давить, чтобы перекрыть ток воздуха, – но старательно, прикладывая всю силу, а был не из слабаков. До настоящего удушья пока не дошло, но воздуха в легкие прорывалось меньше с каждым вдохом.
Для нового удара Лиза отвела левый кулак как можно дальше – не сдаваться же? будет драться, пока не сдохнет! – и наткнулась на что-то, и поняла, что это упавший фонарь, и поскорее нащупала рукоять… В результате в висок мобилю ударил не исполинский кулак Бобы, как она недавно мечтала, но нечто схожее по весогабаритным характеристикам.
Стекло, прикрывавшее рефлектор, разбилось после первого удара. Лампа погасла после второго, и тогда же разжались руки, неумело пытавшиеся ее задушить. Но Лиза била, била и била: сначала сбоку в голову, а потом, когда мобиль свалился с нее и она как-то очутилась на нем, – сверху, вдавливая и вминая фонарь в лицо. Неизвестно какой по счету удар оказался странно легковесным, и она поняла: в руке осталась ручка фонаря, а сам он перестал быть единым целым, валяется вокруг осколками стекла и пластмассы, – впрочем, валялись там не все осколки, многие торчали из лица мобиля. Он был жив, подергивался под оседлавшей его Лизой, что-то хрипел темным месивом лица, но сбросить ее или сделать что-то еще уже не пытался. Она отбросила невесомую ручку, зашарила справа, слева, нащупала весьма увесистый кирпичик вылетевшего аккумулятора и била теперь им – до тех пор, пока хрипение не смолкло и подергивания не прекратились.
Она поднялась на ноги, пошла ко второму – шатаясь пошла, едва волоча ноги, короткая вспышка сожрала остаток сил, безмерная усталость и апатия вернулись с лихвой, с процентами… Аккумулятор стал липким, норовил выскользнуть из пальцев, и Лиза стиснула его покрепче. Надо добить, надо поставить точку.
Правка не требовалась… Гнусавый лежал на спине, не шевелился. Лиза умудрилась воткнуть ему случайным ударом стальное жало скальпеля в глаз. Да-да, точнехонько в зыркалку, которая никогда не видела ее сиськи и уже не увидит.
Готов, решила Лиза. Скальпель вошел глубоко, и не только лезвие, но и часть рукоятки скрылась в глазнице. Наверное, дошел до мозга, а с таким не живут.
Она примерилась выдернуть оружие, бесцеремонно усевшись на грудь мертвому мобилю, ноги вообще не держали. Коснулась рукояти, и тут мертвец широко распахнул уцелевший глаз и сказал на удивление чистым и звонким голосом, вся гнусавость куда-то исчезла:
– Ма…
Наверное, бредил, мамку звал. Едва ли он что-то видел и соображал.
Лиза снова нашарила свой аккумулятор, но почувствовала, что не осталось сил лупить им, как лупила только что. Вообще ничего не осталось, словно кто-то ее выпотрошил, и не так, как она выпотрошила мобиля Груздя, а досконально выскреб все до донышка, а потом набил пустую Лизину шкурку не то ватой, не то опилками…
