И она побежала к ним. И к небу. И к солнцу.
* * *
Повелителем и властелином того царства кабелей, где довелось пройти Лизе, был пожилой и одышливый сержант Медведкин, зам главного электрика Базы и командир ремонтников. Так ему нравилось считать: что все скользящие по бесчисленным медным жилам вольты, ватты и герцы – его верные рабы и слуги.
Сейчас властелин электричества пробирался по своим владениям в одиночестве, без свиты. Имелись на то причины. Встречи с беглянкой не опасался: по слухам, у нее нет фонаря, а здесь освещения не имелось. Не сунется.
Пришел сюда Медведкин после часа, проведенного за ремонтом в апартаментах Званцевых, – и как раз вследствие того, что за время ремонта услышал.
Слышал он в основном мадам, настойчиво и безуспешно разыскивающую мужа. Похоже, тот действительно пропал. И Медведкин сообразил: скорее всего, он, сержант Медведкин, единственный на Базе человек, знающий, где командир находится. Вот только сказать о том никому нельзя…
Имелся у Полковника на минус четвертом один секретный уголок, никому не известный и ни на какие планы уровня не нанесенный. Приватное личное убежище. Организовано оно было не для того, чтобы избавиться иногда от общества мадам Званцевой, отдохнуть от нее (хотя и для этого порой использовалось). Главное назначение иное: туда поступали сигналы с ряда камер и микрофонов, о существовании которых не знал никто, даже Ковач, которому полагалось знать все.
Знал Медведкин, он поддерживал всю аппаратуру в рабочем состоянии, держал язык за зубами – и приватным образом получал за то каждый месяц фиксированную сумму в бонах. Кто исполнял эти обязанности до него, он не знал. Но в живых того человека нет точно. С некоторых должностей не увольняют и не увольняются. Пока жив, тяни лямку. Сдохнешь – найдут другого.
Слушая, как разоряется мадам, и вспомнив, что болтали в последнее время о здоровье Полковника, сержант Медведкин без труда сложил два и два.
Полковник там, в его секретной норе. И его там прихватило… Днем он туда заглядывает изредка и ненадолго, чаще зависает ночами. По крайней мере раньше зависал. А нынче заглянул ненадолго, глянуть накопившиеся и забрать записи, заслуживающие детального изучения, – и прихватило.
Тащить туда кого-то нельзя… Надо идти самому. Если секретное место перестанет быть секретным, аннулируется не только ежемесячный конверт с бонами, еще и другие последствия могут прилететь…
Но даже конвертом Медведкин не хотел рисковать. Боны ему были нужны, и очень. В его возрасте любовь девушек дорого стоит, а он выбирал лишь молодых партнерш. К тому же его не возбуждали красотки с третьим глазом или лишней конечностью.
В общем, отсутствие ежемесячного конверта его планы на жизнь никак не предусматривали. Тем более что до получения очередного (и до пары-тройки сеансов товарно-денежной любви) осталось каких-то три дня, Медведкина все сильнее напрягало вынужденное воздержание.
И он поспешил в секретную норку Полковника. Кружным путем – через свои владения. Быстрее было бы напрямую из апартаментов, но он не знал, где замаскирован ход и как его открыть. Да и мадам висела над душой, а секрет был секретом даже от нее.
Двинул через свое электрическое царство, как обычно ходил в тайный закуток для профилактики и ремонтов. Путь лежал через логово мобилей – выйти из одного коридора и тут же уйти в другой, где вращается на шарнире одна секретная плита, причем в полутора метрах над полом, лазать не очень удобно, особенно с его пузом, но сделали лаз давно, и почему сделали таким, спросить не у кого.
На топчане посапывал мобиль. Небось погонял шкурку и отключился. Медведкин в иное время не обратил бы внимания, но сейчас присмотрелся: точно ли спит и крепко ли – ну как проснется и сунется следом к секретному ходу?
Присмотрелся и обалдело помотал головой. Протянул руку, сдернул с головы мобиля камуфляжное кепи.
Ни хрена ж себе дела…
Пожалуй, Полковник немного подождет. Если не двинул кони за два с лишним часа, то и еще подождет. А если двинул, так тем более.
* * *
Недавно, целую вечность назад, Лиза подумала, что если ее срубит сон, то проснется она от фонарей, светящих в лицо, от тяжелых ботинок, с хрустом пинающих ее ребра. Тогда, недавно и целую вечность назад, она была наивной девушкой, ни разу не засыпавшей на Базе…
Лиза проснулась.
Или очнулась.
И нестерпимо захотела вернуться обратно в свой сон – туда, где она легко, едва касаясь ступеней, взлетала по винтовой лестнице, и на верхней площадке сияющая Марьяша уже распахнула объятия, и Боба тоже распахнул, хотя обниматься с ним дураков нет, раздавит. Она даже торопливо закрыла глаза, не помогло: ни лестницу, ни Марьяшу с Бобой не увидела, лишь фантомные пятна на закрывшихся веках. Пришлось возвращаться в реальность.
В реальности Лиза оставалась все в той же подземной берлоге мобилей.
В реальности она раскорячилась в неудобной позе. Ноги нелепо вывернулись, и не сами по себе, что-то их держало, не пускало в нормальное положение. Колени упирались в пол, он и без того был неровный, дурно забетонированный, так еще под левое колено подвернулось что-то маленькое, угловатое, острое, больно врезалось в кожу.
В реальности ее грудь и живот (голые грудь и живот, новая одежда бесследно пропала) елозили по доскам топчана, потому что топчан лишился матраса вместе с подушкой.
В реальности ее вытянутые вперед руки были связаны, запястья обвивали несколько витков толстого электропровода в синей изоляции, туго стягивали, вдавившись в кожу, а свободный конец провода был несколько раз обернут вокруг водопроводной трубы, вертикально тянувшейся вдоль стены. С этой стороны Лиза была зафиксирована надежно.
С обеих сторон от трубы и Лизиных связанных рук стену не то украшали, не то уродовали многочисленные снимки и рисунки, в основном в жанре ню, но нередко граничившие с жанром порно, а изредка даже перешагивавшие границу, – и со стороны могло показаться, что именно Лиза картинки приклеивала (либо, наоборот, пыталась сорвать), но была поймана за этим делом и связана.
Она сообразила, что фокусируется на отдельных аспектах реальности – тоже неприятных, даже болезненных – неспроста. Мозг пытался хоть как-то защитить свою владелицу от события главного. От наиболее неприятного и болезненного. От события, которое ее разбудило, если она спала, или привело в себя, если имела место потеря сознания, – короче говоря, от того, что ее насиловали…
Удивительно, но от констатации этого факта Лизе стало легче…
Лиза не слышала сентенцию: «Признание проблемы – первый шаг к ее решению», излюбленную людьми, чьим куском хлеба были чужие проблемы, иногда реальные, но по большей части выдуманные. Не слышала, но первый шаг совершила. А парочку следующих шагов перескочила лихим прыжком, не заморачиваясь.
Вопрос: кто? – ее не занимал, ответ уже имелся. Мертвец, вот кто. Человек, пыхтящий у нее за спиной, пока этого не знает, но так же мертв, как выпотрошенный Груздь, как зарезанный боров, как гнусавый мобиль с дыркой в глазу, как его приятель с кровавым месивом вместо лица.
