Какое-то время убийство в отеле «Лексингтон» оставалось сенсацией, обсуждаемой в интернете, в барах и офисах. Затем звезду телесериала фотографируют в клубе свингеров, туннель Линкольна закрывается на ремонт, а президент отправляет еще больше войск на Ближний Восток.
Жизнь продолжается.
Отец Джесс дает мне небольшую отсрочку по арендной плате. Однако без работы на юридическую фирму мне приходится делать то, чем я бы никогда не занялась без крайней нужды. Вещами, о которых я не люблю думать и о которых больше никто не знает.
Что угодно, лишь бы продолжать играть.
Часть вторая
16
Комната залита солнечным светом. Нас восемь, мы лежим на полу в виде морской звезды, уставившись в потолок, наши головы почти соприкасаются.
– Это очень старая импровизационная игра, – слышится слева от меня голос Пола. – Она называется «История рассказывает сама себя». Мы будем отбивать ритм по полу. И каждый раз, когда мы ударяем, будем по очереди добавлять одно слово к рассказу.
– О чем этот рассказ? – спрашивает кто-то.
– Понятия не имею. В том-то и дело. Никто не знает. Рассказ уже есть. Все, что нам нужно сделать, это выпустить его на свободу.
В последнее время упражнения стали сложнее. Пол заставлял нас целыми днями называть вещи не теми именами, просто чтобы узнать, как мы их ощущаем. Он заставлял разыгрывать безумных персонажей: коммивояжера с чемоданом, набитым свитерами из жирафьей шерсти, солдата, вооруженного невидимым пулеметом. Затем он послал нас в качестве персонажей приставать к прохожим на улице. К моему удивлению, прохожие чаще всего слушали все это с удовольствием. Или я совершенствуюсь в этом, или Нью-Йорк становится все более сумасшедшим, когда жара бьет в голову.
И с каждым упражнением Пол напоминает нам об одном-единственном правиле. Игра – это не притворство. Вся суть в слове. Игра – это действие. Бытие. Становление.
– Поехали, – произносит он, хлопая ладонями по полу.
Медленный, скачущий ритм. Постепенно мы все его подхватываем.
– Однажды, – начинает он.
Немного сбиваясь с ритма, студент слева от него продолжает:
– Давным.
– Давно.
– Жила.
– Была.
Вдруг наступает моя очередь. Не думай, действуй. Хотя, по правде говоря, у меня нет времени ни на то, ни на другое, ритм заставляет меня сказать первое, что приходит в голову.
– Принцесса.
И история продолжается, набирая обороты по мере прохождения по кругу. Сказка, что-то о принце, который влюбляется в статую в своем саду.
В следующий раз Пол все усложняет. Если вы колеблетесь, то выпадаете из игры. И ритм будет ускоряться с каждым разом. Необходимо научиться инстинктивно реагировать в конкретный момент, объясняет он.
На этот раз он не начинает с чего-то столь очевидного, как «однажды». И появляется странная блестящая история, темная фантазия о маленькой девочке, которая живет на кладбище среди воронов и ворон.
Один за другим студенты спотыкаются, поднимаются на ноги.
Все, кроме меня.
И в конце концов мы остаемся вдвоем, я и Пол, лежащие под прямым углом на полу, как две стрелки часов. Наши руки хлопают по половицам в тройном темпе, слова текут так густо и быстро, словно мы их выучили наизусть.
Я чувствую себя одержимой, возбужденной, плененной. Как будто я всего лишь рупор другой личности. Хозяйка какого-то духа вуду. Настоящая «я» уничтожена, уничтожена силой, которая сильнее любого оргазма.
Теперь я понимаю. Не думай.
Наконец он останавливается, а я живу там еще несколько секунд, приходя в себя, наслаждаясь моментом.
Группа молча наблюдает. Обычно в конце хорошего упражнения они аплодируют. Я поднимаю голову и смотрю.
Коп стоит рядом с ними. Детектив Дурбан.
– Мисс Райт, – произносит он. – Клэр, мы можем поговорить?
* * *
Я веду его в кафетерий. Вокруг нас группами по два-три человека сидят студенты, болтают или работают на ноутбуках. Слишком жарко для кофе. Детектив достает нам из автомата диетическую колу.
– Америка, – бормочу я смешным голосом янки, когда он протягивает мне колу. – Земля некалорийная.
Он не улыбается. Я замечаю, как он устал.
– Я хочу, чтобы вы помогли нам, Клэр, – резко говорит он.
– Конечно, что угодно, если смогу. Как?
– Мы возвращаемся к старой теме об убийстве Фоглер. Перепроверяю показания, смотрю, не пропустили ли мы чего-нибудь в первый раз.
– Вы ведь никого не арестовали? Я читала в интернете.
Дурбан хмурится.
– Мы исключили из нашего расследования очень многих людей. Включая сто двадцать шесть постояльцев отеля «Лексингтон». Мы не сидели сложа руки.
– Извините, я не хотела…
– Хотя большая часть нашей работы сосредоточена на одном человеке, – добавляет он.
– На муже, – говорю я. – На Патрике.
На это он не отвечает.
– Вы можете вспомнить детали разговора с мистером Фоглером?
– Конечно.
– У нас есть новый человек в деле. Психолог. Я бы хотел, чтобы вы с ней встретились.
– Разумеется, если вы думаете, что это будет полезно… Когда?
– Было бы неплохо прямо сейчас.
Я бросаю взгляд в сторону репетиционной.
– У меня занятие.
– Это важно, Клэр.
Его тон стал жестче.
– Просто… я не вижу, чем могу помочь. Мы с Патриком Фоглером говорили всего несколько минут. Я его не заинтересовала.
Дурбан кивает.
– Возможно, но почему он ушел?
– Что вы имеете в виду?
– Фоглер. Когда вы попытались его снять, то сказали, что он, казалось, стремился уйти. Вот об этом я и думаю. Поскольку он собирался домой, а его жены не было в городе, к чему такая спешка? Зачем прерывать разговор с дружелюбной молодой женщиной, которая готова обсуждать французскую поэзию, как будто ей действительно это интересно?
– Может быть, я ему наскучила.
– Это один из вариантов.
– Есть еще?
Он не отвечает прямо. Я понимаю, что с этим человеком поток информации всегда односторонний.
– В любом случае, я бы хотел, чтобы вы поговорили с психологом. – Он перегибается через стол. – Слушайте, я так и не доложил о вас своим друзьям из иммиграционной службы, но еще не поздно.
– Похоже, у меня нет выбора, – говорю я с натянутой улыбкой.
