– О, – разочарованно говорю я. – Я была уверена, мы получим ответ.
– Но я смог прочитать в списке названия доступных фотографий.
Что-то в его тоне заставляет меня посмотреть на него.
– Это как-то поможет?
– Последняя называлась «Призрак».
– Это Няша, должно быть, – сразу говорю я и чувствую легкое головокружение от осознания того, что была права.
– Есть кое-что еще, Клэр. – Он колеблется. – Было еще одно изображение – одно, которое до этого не существовало. Оно называлось «Скоро: Мое обнаженное сердце».
– Название нашей постановки.
Он кивнул.
– Генри, ты должен рассказать полиции.
– Теоретически я согласен, но в реальности, что они будут с этим делать? Причина, по которой люди используют эти сайты, – анонимность. Мы оба знаем, что копам могут понадобиться месяцы, чтобы выяснить, кто пользователи. – Он протягивает руку и неуклюже сжимает мое плечо. – Послушай, Клэр, не волнуйся, ладно? Я прикрою тебя, буду беречь.
96
Я захожу в гримерную и закрываю дверь. Технический прогон прошел хорошо. Сегодня вечером генеральная репетиция. Шоу начинается завтра.
Принесли еще цветы. Теперь цветы приходят каждый день, так что ничего необычного в этом уже нет. Однако мое сердце начинает колотиться, когда я читаю записку. В ней написано:
Больше ничего, ни подписи, ни имени. Я со страхом разворачиваю букет. Цветы прекрасны и целы, никоим образом не изуродованы.
«Возможно, – думаю я, – они были отправлены всем, и флорист просто написал название спектакля, а не отправителя».
Я ложусь на кушетку и выполняю упражнения по запоминанию ощущений, пытаясь подзарядиться перед тем, как надену костюм. Но сосредоточиться трудно. Слова Генри продолжают крутиться у меня в голове: «Я буду беречь тебя».
И еще кое-что. Его прикосновение. Он сжал мое плечо. Возможно, я слишком чувствительна к мужскому вниманию, но в этом было что-то необычное.
А потом внезапно в моей голове все перестраивается, как декорации на подмостках.
Генри.
Когда меня допрашивала полиция в самый первый раз, я спросила, допрашивали ли они Генри. Фрэнк сказал, что да. Но как бывший полицейский Генри точно знал, как вести себя в такой ситуации.
Знал, как избавиться от подозрений в свой адрес и перевести их на меня…
Генри сам сказал, что, вероятно, скоро потеряет работу. Ему тоже были нужны деньги Стеллы. И как у человека, работавшего под прикрытием, у него хватило бы присутствия духа обставить место преступления так, чтобы оно выглядело не просто ограблением.
Я просто стала козлом отпущения за убийство Стеллы, которое совершил Генри?
В конце концов, я подходила идеально. Юридическая фирма собиралась кинуть меня из-за моей предполагаемой преступности. Он мог бы использовать обвинения Рика, адвоката-подонка, и изобразить меня не только воровкой, но и искусной вруньей.
Он даже уговорил меня встретиться со Стеллой заранее. Что Стелла сказала ему той ночью? Я знала, что это ошибка. Как будто это он убедил ее сделать все.
Некоторых парней захватывает сумрак, и они уже не могут его отпустить…
Я качаю головой, освобождаясь от этих мыслей. Полиция проверила Генри, как и обещала. Его неуклюжая рука сжимала мое плечо, потому что он чувствовал себя защитником, не более того.
И, может быть, потому что, если честно, Генри немного запал на меня с тех пор, как я впервые пришла на собеседование, когда притворялась, что флиртую с ним в том баре.
Генри охраняет меня. Я должна перестать быть таким параноиком.
Раздается стук.
– Кто там? – спрашиваю я.
– Прическа и макияж.
Я открываю дверь. За ней стоит молодой человек.
У него ухоженные короткие волосы, широкая улыбка и небольшое количество теней на веках. За плечом – складной ящик, в каких обычно гримеры хранят косметику. На шнурке пропуск в театр, как и было предписано всем сотрудникам.
– Привет, – говорит он звонко. – Я – Глен, мисс Райт. Как у вас сегодня дела?
– О, привет. – Я знаю, что Лоренс и Няша настаивали на том, чтобы помощники по макияжу и волосам были записаны в их контрактах, но я предполагала, что и сама справлюсь. – Входите. И, пожалуйста, зовите меня Клэр.
– Рад познакомиться, Клэр.
Он снимает с плеча ящик для косметики и открывает его. Верхняя секция лесенки состоит из ряда лотков, набитых кистями и карандашами для макияжа.
– Приступим к работе? Вам нужно надеть халат.
– Конечно.
Эйдан хочет, чтобы я побледнела перед сценой со статуей. Я отворачиваюсь от Глена, снимаю топ и надеваю халат.
Я делаю это и одновременно смотрю в зеркало. Он наблюдает за мной. Что на первый взгляд непрофессионально. Но, возможно, Глен просто смотрит на то, с чем ему придется работать. Не надо быть параноиком.
Я сижу. Мы вместе критически рассматриваем мое лицо в зеркале.
– Если вы можете что-нибудь сделать с этим… – говорю я, указывая на прыщ у себя на лбу. Хотя прошло десять недель с тех пор, как я перестала принимать таблетки Бэннера, моя кожа все еще не успокоилась.
– Нет проблем, – отвечает он, беря мою голову и наклоняя ее туда-сюда. Его пальцы в тонких белых резиновых перчатках холодны. – Когда я закончу, вы станете самым красивым трупом, который когда-либо видел этот театр.
Я вздрагиваю. Я не могу не думать о Няше.
– Строго говоря, я статуя. И только для одной сцены.
Глен тянется к ящику и открывает другой ряд, выбирая цветной карандаш в одном из отделений.
– Кстати, мне нравится ваше шоу. Я уловил технику. Все хороши, но вы были великолепны.
– Спасибо, – скромно отвечаю я.
Он умело втирает тональный крем мне в лоб, двигаясь маленькими кругами к прыщу.
– Честно говоря, я неравнодушен к Шарлю Бодлеру. – Он произносит имя так, как это делает Патрик, с французским акцентом.
Остановившись, Глен смотрит на меня в зеркало и мечтательно цитирует:
О Скорбь! Спокойной будь и мудрою! Тобою
Был вызван Вечер. Он к тебе нисходит. Вот.
И сумрак обволок окрестность пеленою,
Несущей – мир одним, другим – мильон забот
[24].
Я смотрю на свои руки. У меня мурашки по коже.
– Вы очень хорошо его читаете.
