– Уверены?
– Да.
– В самом деле?
– Да.
В итоге уверенности в том, что меня ни в чем таком не подозревают, у меня лишь еще больше поубавилось. В самом деле, есть вопросы, которые лучше не задавать. Мне показалось, что, отвечая, Гейл на меня не смотрит и к тому же слегка закусила губу.
– Послушайте, мне начинает казаться, что налицо самый настоящий саботаж, что кто-то сознательно мне пакостит, – снова заговорил я. – Взять хотя бы историю с МакКриди, который превысил скорость. Кто-то явно целенаправленно слил эту информацию в прессу. А Джадд? Кто распустил слухи о том, что его бизнес-операции носят сомнительный характер? А случай с Тилли? Откуда тем школьникам было знать про пальмовое масло и все прочее? И, наконец, то проклятое письмо, направленное в «Картингдон-Холл»: директор школы уверен, что это была фальшивка.
Говоря, я чувствовал, что еще немного – и у меня начнется истерика.
– Маркус, – мягко сказала Гейл, – такое бывает. Более того, это вполне обычная вещь. Что касается истории с Джаддом, то ее мог раздуть любой из его бизнес-конкурентов – возможно, это сделала компания «Экскав Индастриз» – они тоже очень хотели заполучить тот проект. Вы спрашиваете, кто слил в прессу историю с МакКриди? Могу предположить, что его мог подставить какой-нибудь полицейский. В самом деле, это очень смешно: владелец гоночного трека превышает скорость, сидя за рулем своего личного автомобиля. Я бы сама попыталась продать эту историю. Вы ведь не хуже меня знаете… – Тут Гейл протянула ко мне руку, словно пытаясь напомнить мне о чем-то, что я забыл. – Вы ведь не хуже меня знаете, что кризисы, начавшись, иногда распространяются вширь со скоростью лесного пожара, а неприятности, словно по заказу, случаются все разом, одновременно. Такой уж у нас бизнес, такая работа. Да, и учтите, я не думаю, что в той статье хоть что-то было правдой. Но Джемима действительно была на вашем попечении, ее родители, можно сказать, вам ее доверили, так что, возможно, вам не следовало перепоручать заботу о ней Джеффу. Мы ведь все прекрасно знаем, что, он за человек.
– Значит, вся моя вина состоит только в этом? – спросил я. При этом маленькая капелька слюны вырвавшись у меня изо рта, упала Гейл на руку.
Посмотрев на нее, она резко развернулась и торопливо отошла от меня. Усевшись за свой стол, она подняв голову, еще раз взглянула на меня и сказала:
– Не забудьте позвонить Дмитрию Михайлову.
Затем Гейл крепко зацепилась лодыжками за ножки своего стула и погрузилась в работу.
Я набрал номер сестры.
– Это был последний раз, когда я оказала любезность кому-то из школы, – заявила она, даже не поздоровавшись.
– А что, Иззи в самом деле дружит с Джем?
– Я так не думаю.
Далее сестра поведала мне, что, по ее мнению, Джемима – очень умная девушка, и по этой причине ей часто бывает скучно. И завершила свою тираду словами:
– А вообще из-за нее часто возникают неприятности.
– Ты могла бы сказать мне об этом раньше.
– А ты мог бы вести себя более ответственно.
Я повесил трубку.
Она
Роуз ждала меня в кафе. К тому моменту когда я добралась до места, она уже успела сделать заказ. На столе стояли две чашки капучино, кувшин с водой и тарелка с шоколадными пирожными. Все это почему-то выглядело как аккуратно разложенное перед боем оружие.
День выдался теплым. Занятия в школах уже закончились, и повсюду бродили толпы учеников, освободившихся после уроков. За соседним столиком шумела большая компания женщин – представители благотворительной организации Эн-си-ти обсуждали проблемы детских колик и блокировки молочных протоков у молодых матерей. Лаяли собаки; двигатели машин, стоявших в пробках, работали на холостом ходу. В голубом небе сбивались в стайки белые кудрявые облачка. Под стулом, на котором сидела Роуз, лежала на полу половинка круассана – остатки завтрака малыша, которого еще совсем недавно кормили за нашим столиком.
– Итак? – Роуз налила в стакан воды и вручила его мне. – Это был тот самый мужчина, с которым тебя видела Индиа, не так ли?
Я кивнула.
– Ты не хочешь рассказать мне, что с тобой происходило все последнее время?
– Ничего со мной не происходило.
– Что-то непохоже – судя по тому, что видела я.
На лице Роуз было то самое выражение, которое часто можно увидеть на лицах семейных докторов: сплошная доброжелательность, готовность понять, словом, чистый елей. Я почувствовала, что нас с ней разделяет пропасть. Да, Роуз была моей подругой, но моя душа была для нее потемками.
Я открыла рот… и рассказала ей все. Это было увлечение, пояснила я, а вовсе не серьезное чувство. Я просто запуталась, занялась поисками смысла происходящего, а этого не стоило делать. И еще я ясно дала понять Роуз: что бы она ни видела накануне, все уже закончилось. От меня ничего не требуют. Мне тоже ничего не надо. Для обоих это был короткий, ничего не значащий эпизод.
– Мне не показалось, что для твоего приятеля это был ничего не значащий эпизод, – возразила Роуз.
– Просто он хочет невозможного.
– У него был такой вид, словно он готов был тебя съесть.
– Он большой мастер устраивать представления на публику, в том числе демонстрируя теплые чувства.
Роуз сделала глоток воды и скривила губы в гримасе, выражавшей сомнение.
– А почему он там оказался, если вы прекратили встречаться?
Я попыталась улыбнуться и едва заметно покачала головой, выражая смущение.
– Это было просто недоразумение. Когда я сказала ему, куда собираюсь, он почему-то принял это за приглашение присоединиться. Наверное, он не случайно сказал мне, что свободен и что ему в течение пары часов нечем будет заняться… – Я нахмурилась и снова покачала головой. – В любом случае теперь он точно знает, что все кончено. Я прямо сказала ему, что не хочу его больше видеть – никогда. Думаю, на этот раз он все понял.
То, что, судя по ее виду, Роуз не очень-то верила моим словам, казалось мне невыносимым.
– Кто еще про это знает? – поинтересовалась Роуз.
– Кроме тебя, никто, – сказала я и невольно отвела взгляд, подумав, что об этом было известно также Дэйву Джепсому. Он тоже все знал, но об этом я не упомянула.
Роуз внимательно вглядывалась в мое лицо.
– А Маркус?
Я отрицательно качнула головой. Роуз провела пальцем по стакану и спросила:
– Ты собираешься ему рассказать?
С самого начала я знала, что все идет именно к этому – всю последнюю неделю. Весь последний месяц, весь последний год. Я просто не могла оставить все в тайне – если мой брак хоть что-то для меня значил. В голове моей вертелись обычные клише – о том, что в браке нужно быть честной и открытой, что притворство и обман ведут к измене и предательству. Я понимала, что это правда, и от этого у меня больно саднило в груди. Но я знала и то, что у меня не было выбора. Я должна была обо всем рассказать мужу, потому что в любом случае каким-то образом – либо из-за Ричарда, либо из-за Роуз, либо, возможно, даже из-за Джоша – я рано или поздно буду разоблачена.
