Вернувшись в зал, Тамм требовательно бросил:
– Стакан водки!
– Мсье будет пить в чистом виде или развести соком? – вкрадчиво уточнил я.
– Стакан чистой водки! Никакого сока! – Он подумал немного и добавил: – Эту стопку тоже налейте.
Мне совсем не нужно было, чтобы он быстро опьянел и привлек к себе внимание окружающих, поэтому я в ответ покачал головой:
– Мсье, позвольте заметить, что водка – очень серьезный напиток и требует к себе внимательного отношения. Не желаете заказать мясное горячее блюдо? У меня тут были туристы из России. Они сумели выпить почти все мои запасы водки и ели много мяса горячего. Я думал, что придется вызывать «Скорую помощь», потому что любой другой бы уже умер от алкогольного отравления. Но они вели себя очень прилично. И сами ушли, даже не шатались.
– Хорошо, – кивнул он. – Есть что-нибудь готовое? Чтобы не ждать. Дежурное блюдо имеется?
– Конечно, мсье. Гуляш по-фламандски, мясо, картофель, овощи.
– Только быстро!
Я сделал заказ на кухню. Подали очень быстро. Все это время Тамм сидел, задрав голову, и смотрел на фотографию.
– Наливай! – кивнул он. – Есть ржаной хлеб?
– Нет, мсье, нет. Только белый.
Я налил водку в стакан, потом наполнил стопку и пододвинул ему хлеб на тарелочке.
Тамм положил кусок хлеба на рюмку. Встал, перекрестился на католический манер, слева направо, посмотрел снова на фото, показалось, что слезы блеснули в уголках глаз, выдохнул и одним залпом выпил стакан водки.
Никто на него не обращал внимания, даже те, кто сидел неподалеку.
Он сел на табурет, охватив голову руками. Я поставил перед ним тарелку с горячим, и он начал жадно есть.
– Хлеба! – резко попросил Тамм.
Я потянулся снять хлеб со стопки с водкой, но он перехватил мою руку:
– Не трогай! Другой кусок!
Подав ему хлеб, я отошел обслуживать других клиентов. Конечно, мне хотелось быть рядом с ним. Но, увы и ах. Вернувшись обратно, я спросил, не нужно ли чего еще.
– Налей мне еще порцию водки, – кивнул Тамм.
Когда я передал ему наполненный стакан, он поднял его чуть выше головы, как бы чокаясь с изображением, затем выпил, закусил и посмотрел на меня:
– Вы знаете, кто на фото, где оно сделано и когда?
– Нет, мсье. Но, судя по вашей реакции, эта фотография вам дорога.
Он сделал глубокий вдох, загоняя рыдания внутрь, и произнес:
– Этот снимок сделан двадцать второго июня две тысячи седьмого года. В Афганистане, в долине Сангин провинции Гильменд. А на следующий день, двадцать третьего июня, двое с этой фотографии в результате ракетной атаки погибли: сержант Калле Торн и младший сержант Яако Карукс. Еще четверо получили ранения – двое из них тяжелые, они так и остались калеками. Вот что значит для меня эта фотография.
Я вышел в зал, собрать посуду, принять заказ, протереть столики, поставил в окно кухни грязную посуду, подошел к Тамму и, налив еще порцию водки, протянул ему со словами:
– За счет заведения. Я увидел, что там, на фотографии, – вы, только моложе и небритый.
– Да, – кивнул он. – Вы правы, это я. Моложе, полный идеалов. Идиот! Наивный, полный иллюзий, идеалов. Считал, что спасаю мир, планету от террористов. А сейчас эти террористы пришли в Европу под видом беженцев, и европейцы аплодируют им. Парадокс жизни. Вот и спрашивается, за что воевал я сам и за что погибли они?
– Мсье, это политика, – поддержал разговор я.
– Да. Политика. Давным-давно я воевал в Чечне. Там тоже были исламские террористы, арабы. Но в Европе твердили, что в Чечне – рост национального самосознания, и нужно помогать партизанам против русских войск. И помогали всем миром. Помогали террористам. Там их сумели победить, но они пришли в Европу. В Чечне у меня не было потерь. Чего не скажешь про Афганистан.
– Мсье желает еще заказать горячего? – поинтересовался я.
– Давай рыбу. Мяса уже достаточно.
– Кофе?
– Давай кофе. Сделаю перерыв. – Было видно, что подполковника «развезло».
Кофе так кофе. Медленно потягивая огненный, крепкий напиток без сахара, он кивнул на бутылку водки:
– Вот вы, например, пьете коньяк, который не сделали во Франции? Или шампанское?
– Это невозможно, мсье, – усмехнулся я в ответ. – Это не коньяк и не шампанское. Это нечто в бутылке, которое так называется. Но их нельзя отнести к этим благородным напиткам.
– Согласен. То же самое с водкой. Она может быть только русской. Все остальное, как правильно заметили, некая субстанция с надписью «Водка», а не та водка, которая есть в классическом исполнении. Даже водка, выпущенная во Франции, Америке по старинным русским рецептам, уже не то. В ней нет поэзии, души.
– Чего? – переспросил я.
– Ничего, – устало махнул он. – Проехали! Забудьте! Вам не понять. – Он помолчал и снова заговорил: – Вот, фотография сделана 22 июня. Эта дата что-нибудь говорит вам?
Я закатил глаза к потолку, тщательно делая вид, что вспоминаю, и ответил:
– Вряд ли она что-нибудь говорит мне.
– Это дата начала войны Гитлера с Россией. Она тогда называлась Советским Союзом.
– А мсье знает, когда Гитлер напал на Францию – мою Родину? – резко отреагировал я.
– Нет, мсье не знает, – отрицательно покачал головой Тамм.
– Десятого мая одна тысяча девятисот сорокового года. Нас в школе учили. Сейчас в школах не учат. Вообще забыли ту войну. Ну, было когда-то. Было и прошло. Кто сейчас вспомнит про столетнюю войну?
– Тогда была первая попытка организовать первый ЕС. Германия во главе с Гитлером. Неплохо получилось же! Минимум сопротивления. Заводы потом работали на экономику Германии. На войну против Советского Союза. Сейчас ЕС, НАТО. Все работают против России. Модернизация. И все довольны. Население занято на производстве. Не лезет в политику. Нет сопротивления. Антиглобалисты объявляются нигилистами, отщепенцами, сумасшедшими. Примерно так же, как и русские, которые не идут в кильватере.
– Вы же не русский, отчего же так печетесь о них? Если я не ошибаюсь, судя по вашей форме и нашивкам на ней, вы из Эстонии. Так?
– Правильно. Я не этнический русский. Я – эстонец. И горжусь этим. Но родился я в СССР. И считаю своей Родиной не просто маленькую республику, а огромный, великий Советский Союз! Да, тогда не было красивых оберток, как за границей. Вы же не из Бельгии? У вас акцент иной.
– Я из Франции. Француз. И живу здесь не так давно.
– Отчего же здесь, а не у себя на родине?
– Решил попытать счастья.
– Понимаю. У соседа и трава зеленее, и вода мокрее…
