— Вы же упоминали «Лунную пыль», сильнодействующее наркотическое средство.
— Ах, это! Нет, мой милый друзьяшка, я имел в виду настоящую лунную пыль, непосредственно с поверхности проклятой и глупой Луны. Муза явилась мне именно там. Я начал писать картины, когда снимал это отвратительное шоу «Расчетный час: полночь». Под рукой — ни масляных красок, ни акварели… Я взял каску со стройки, смешал в ней лунную пыль, ракетное топливо…
— Ракетное топливо? — удивилась Аврора. — Энджи, ты что, это же просто крейзи. Смертельно опасное вещество. Хотел стать первым человеком, погибшим на Луне?
— Ах, нет-нет, это же было топливо нового поколения, на основе кислорода, тринитро… тринитрамид, кажется. Как видите, оно и правда безопасно, как говорят в рекламе! По крайней мере, я все еще жив… Хоть и несчастен. Так о чем я? Да, смешал лунную пыль, ракетное топливо, добавил свои губные блески для вязкости и парикмахерскую краску для цвета — у меня с собой всегда индивидуальный, полноценный косметический набор… И получилась вот такая прелесть!
Он описал рукой королевскую дугу, указывая на наиболее дикие свои творения.
— Товарищ кумир, а в спальне у вас тоже есть картины? — спросила Лиза притворно взволнованным голосом, активно подмигивая коллегам. — Может, проведете нам небольшую экскурсию?
— Что ж, друзьяшки, почему бы и нет — тем более, что Камиллу украли именно оттуда, — согласился Ангел и двинулся через гостиную к дальней двери.
* * *
— С вами, Ангел Иваныч, каши не сваришь. Жду вас, жду. А вас всё нет и нет. Уж праздничная еда вся остыла. Я ее, Ангел Иваныч, выбросил.
Компания не успела добраться до входа в спальню, как из соседней двери, сливающейся со стеной, показался грустный мужчина средних лет в белом колпаке и фартуке. Сутулые плечи, уныло опущенные уголки губ, разочарованная физиономия. В Лизиной реальности он смотрелся бы вполне гармонично, типичный сложившийся неудачник, немного похож на Игоря, только старше. Но здесь, в этом бодром и динамичном мире, депрессивный дядька казался чуждым элементом.
— Ох, Юха! — Ангел в очередной раз всплеснул руками. — Божечки мои! Дружочек мой ситный, а я же и забыл про тебя! Ну то есть совсем!
— Я так и понял, Ангел Иваныч, что вы опять про меня забыли. — «Ситный дружочек» протяжно вздохнул. — Снова весь многочасовой труд в печку.
— Ну зачем же в печку, милый ты мой? Экий ты резкий… Дамы и господа, познакомьтесь: мой личный повар Юха… Как твоя фамилия, дружочек? Всё время забываю.
— Юхани Мякинен, — нараспев сказал повар. — Выпускник французского Института Поля Бокюза, обладатель «Золотого шара нью-йоркских ресторанных критиков», лауреат конкурса «Завтрак в Милане — обед в Риме — ужин в Венеции», победитель соревнования «Лучший микрокондитер Великобритании»…
— Ну, друзьяшка моя, если ты тут будешь все свои звания перечислять, мы до утра не управимся. Гости и так поняли, что у короля телеэфира и экс-императора кто попало работать не будет! — напыжившись, сообщил Ангел. — Я к своей Самобранке не подпущу неумёх с улицы. Всё, милый поварёнок, топай домой, на сегодня ты свободен.
— Приготовил обед на двенадцать персон, изнервничался, исстрадался, встретил Новый год в чужой пустой квартире с горой никому не нужной еды, выбросил всё в печку и свободен, — бормотал повар себе под нос, снимая колпак и фартук.
— Ой, ну уж как жалеет-то себя! — строго сказал ему Ангел, вновь двинувшись к спальне. — Готовила-то всё Самобранка, а ты, мой милый, просто её обслуживал. Так что нечего тут хныкать, дружочек, премию всё равно не дам — денег нет. Ну забыл я про тебя, ну бывает, ерунда какая! Ты бы меня, бедняжку, лучше пожалел. Знаешь, почему новогодний ужин сорвался? Мы ведь с этими задаваками из Общества поощрения художеств уже собрались выдвигаться ко мне домой. И тут эти хамы трамвайные начали критиковать мои картины, да еще так язвительно — гадкие людишки эти художники… Ну я со всеми рассорился, бросился с горя в Баронский квартал, потом застрял в «Глобализации»… Вот трагедия, достойная пера Шекспира или ток-шоу Головастикова! А ты всё о себе да о себе. Продукты закинуть в Скатерть — невелика работа!
— Продукты закинуть, — с горечью повторил Юха. — Я, Ангел Иваныч, создаю уникальные программы на основе авторских вкусовых комбинаций собственного сочинения. Вразумляю Самобранку, борюсь с бездарными разработками ваззовских инженеров, самозванцев от кулинарии. А вы… Эх…
— Ага, товарищ повар, точно вы их припечатали, самозванцы и есть, — поддержала Лиза. — В хорошем кофе не разбираются ни на грамм. Слушайте, а где же ваше рабочее место? Где вы клепаете все эти ваши авторские разработки? У меня в квартире кухни вообще нет. За этой дверью у меня кладовка, да посреди гостиной такая же дурацкая Скатерть торчит, как памятник Владимиру Ильичу Ленину.
— Кому памятник, милочка моя? — переспросил Ангел. — Кто такая Лена? И что за Владимир Ильич? Её бойфренд? Обожаю сплетни! А почему она поставила ему памятник? Чем это он так ей сумел угодить? Я тоже хочу памятник! Почему у него есть, а меня нет? Может, у него прическа красивее?
Он бросился к большому зеркалу в витиеватой золоченой раме и, весь озабоченный, принялся взбивать свой осевший кок.
Аврора с трудом оторвала его от зеркала, приговаривая: «Успокойся, Энджи, ну же! Ты в школе историю Швейцарии изучал? Не знаешь, кто такой Ленин?»
— Мое рабочее место, сударыня, в кладовке, — с печальной покорностью доложил повар, надевая слишком легкую для этого времени года куртку. — Ангел Иваныч великодушно поставил мне там стол для записей. Светлого вечера, дамы и господа. А я пойду изобретать никому не нужные деликатесы, которые закончат свой путь в раскаленной топке… Когда прикажете явиться на работу, Ангел Иваныч?
— Что? Ох, мой милый, даже не знаю, про еду сейчас думать не могу… Ну приходи часиков в семь, соорудишь мне завтрак. Может, я уже проснусь к этому времени. Может, и нет, так что будь как мышка. Во сне меня посещает муза, не спугни ее своими сапожищами.
— Слушаюсь, Ангел Иваныч.
Повар, понурившись, вышел из квартиры.
Ангел распахнул дверь в спальню.
— Уи-и!
К нему в ноги стремительно кинулась плюшевая игрушка. Живая. Игрушечная собачка цвета латте прыгала вокруг Ангела, скулила от счастья и всячески просилась к нему на ручки.
— Это что… Это кто… Это опять голограмма, что ли? Или радиоуправляемая игрушка? Типа тележки, только в виде пёсика? — с недоумением спросила Лиза. — Что происходит?
— Это кныш, Лиззи, — снисходительно пояснила Аврора. — Настоящая собака. Реальная, не голографическая и не радиоуправляемая. Тоже мне ветеринар!
— Домашний питомец дополняет мой модный образ, — заявил Ангел, поднимая приставучего чудо-пёсика на ручки. — Даже не знаю, друзьяшки, какой аксессуар важнее: мой ремень со стразами или эта вот милаха. Журнал «Имперские амбиции» назвал кныша самой трендовой породой собак наступающего года. Вы же понимаете, что я после этого был просто обязан его купить!
