Дело в том, что пару месяцев назад Семен заключил с ними от моего имени договор. Я дала им право печатать мой портрет на особой серии мороженого в честь моей коронации — они там напридумывали всякие дикие вкусы, пломбир со вкусом щей, эскимо со вкусом тыквенной каши, бред. Взамен они должны были перечислять мне 10 % доходов с продажи этой серии мороженого. Я рассчитывала хоть немного заработать на этой сделке!
А теперь Аграфена потребовала разорвать контракт. Говорит, мой рейтинг сейчас так упал, что подрывает репутацию компании! Короче, не хотят они больше видеть мою царственную физиономию на своих десертах.
Я ей, конечно, колко так ответила: «Можно подумать, вы за последние полтора месяца хоть один десерт произвели! Было бы что дискредитировать!» — но потом скисла. Совсем как их мороженое со вкусом квашеной капусты. Переговоры за меня заканчивал Иван.
Потом он меня утешал в Малахитовой гостиной, что вот проведем мы Праздник, так мой рейтинг взлетит вместе с шарами до небес, и вся семья Абрикосовых еще локти будет кусать, что упустили такое потрясающее лицо компании.
Ну, тут я снова стала хныкать, что никакое у меня не потрясающее лицо, раз я никому не нужна, ни матери своей, ни мужу, ни даже вот Абрикосовым не нужна. Никого я не могу вдохновить, поскольку сама не знаю, что делать. Всех только разочаровываю. Если бы референдум был сегодня, меня бы точно никто не выбрал. Хожу целыми днями в Перстне, хоть он и не работает, потому что надеюсь, что он включится и это будет значить, что все само собой наладилось.
Иван тогда ласково погладил меня по голове и сказал: «Да ты только посмотри на себя в зеркало, ты же удивительная. У тебя профиль Клеопатры и глаза Афины». Я взглянула в выключенное Разумное зеркало и еще больше расстроилась: «Какая-то старуха, а не двадцатишестилетняя барышня». «Это просто еще один потухший экран, — спокойно отозвался Иван. Он всегда спокоен. — Во дворце полно глупых, но честных старых зеркал с обыкновенной амальгамой, и все скажут, что ты прекрасна».
Разве он не прелесть??? Генри мне никогда ничего приятного не говорил. Не припомню. Дурацкая английская сдержанность!!!
Только-только я потянулась к Ивану, как угадайте кто вошел? Да-да, снова тень матери Столыпина!
Невозможная женщина».
«6 июля.
Еще одна идея!!!
Наверное, это у меня от голода открылся какой-то новый центр в мозге.
Сплошные гениальности.
Я придумала, как нейтрализовать мадам Ст. Мы ее усадили за невиданное шитье. Я решила, что мне нужен гигантский воздушный шар. Помните на старинных картинках аэростаты с корзинками? Вместо корзинки возьму свою хрустальную коронационную платформу. На нее — несколько баллонов с гелием, нашу верную печурку из Метрдотельской кухни и самое главное — полотняный купол.
Вот как я поднимусь на прежнюю высоту! Прикольно, да? Буду декламировать народу свою вдохновляющую речь чуть ли не из космоса.
Вопрос, где взять столько ткани для купола, решился очень просто. Я отдала мадам Ст. все старые мамины платья, которые папенька зачем-то бережно хранил все эти годы. И все мои бальные платья, вряд ли они мне пригодятся в ближайшее время. Ну кому придет в голову устраивать бал в такое кризисное время? Глупая трата всех ресурсов. К тому же прием во дворце — мероприятие элитное, только для избранных, верно? А папенька говорил, что нужно быть ближе к народу.
Мадам зарылась в платья, как заяц в капусту (фу, меня от слова «капуста» до конца жизни будет трясти). Кроит, наметывает, до нас с Иваном ей и дела нет.
Впрочем, и нам тоже не до любовных игр. Принтеры-то не работают! Вручную делаем объявления о Празднике воздушных шаров. Запястье правой руки горит огнем.
Все, не могу больше писать».
«8 июля.
Поверить не могу! Просто не могу поверить в это хамство, в эту наглость! Да как они смеют!
В общем, сегодня с утра мы с Иваном поскакали в Центр помощи — не на Литейный, туда я больше не вернусь, а на Большой проспект Петербургской стороны. Вы же знаете этот офис «Владычицы» — возле стеклянного особняка Левинсона.
Короче говоря, нас там даже на порог не пустили. Не успели мы с спрыгнуть с коней и отстегнуть седельные сумки с листовками, как выскакивает очередной боярин в этой глупейшей меховой шапке и давай кричать, что они закрыты. Я говорю: «Что значит закрыты? Вы же должны работать круглосуточно!» А он: «Все жалобы направляйте Его благородию барону Бланку! В Сибирь!»
Так и не пустил нас. И листовки отказался брать для распространения.
Пришлось нам встать на Тучковом мосту и самим эти листовки предлагать прохожим. Проведу свой Праздник любой ценой! Хочу вдохновить народ! Я решила изменить мужу, но не стране. Останусь верна ей, даже если до конца жизни придется листовки на мосту раздавать.
Унизительное занятие, доложу я вам.
Как будто себя продаешь.
Ох, и как же мы были счастливы с электронной почтой! И не замечали этого ежедневного счастья!»
«18 июля.
Отчет о Празднике воздушных шаров. По-военному лаконичный.
1) На праздник никто не пришел. Мы с Иваном были на всей Дворцовой площади одни-одинешеньки, если не считать Харитона и вездесущей мадам Столыпиной. Сами надули все шары и написали на них одно и то же пожелание: «Пусть вернется электричество». Я на одном шарике приписала «и Генри», но потом стерла. Ну его, этого Генри.
Иван старался развеселить меня, вдыхал гелий и говорил тоненьким голоском. Я не могла удержаться от смеха, несмотря на тоску, разочарование и бесконечный, бесконечный голод. В какой-то момент почувствовала себя ребенком, к которому никто не пришел на день рождения. И которого к тому же лишили торта ни за что.
113 лет назад в Российской империи ввели День гнева. А сегодня родился еще и День игнора.
2) В конце праздника к воротам Зимнего промаршировал Флоп. Посмотрел по сторонам, поинтересовался, почему столько шариков и никого нет. Пошутил, что я устроила бета-тестирование своего правления и получила отчет об ошибках с кучей багов. Я чуть не разревелась. Иван строго спросил, зачем Флоп явился, если даже не знал о празднике. Оказывается, Флоп принес письмо от деда, на этот раз адресованное лично мне.
Я открыла конверт (он пахнул крыжовником), и вот тут уже расплакалась навзрыд.
Дедуля сообщал, что он с 11-го июня держит оборону южных границ империи. Испанские корабли подошли к самому побережью Черного моря. Дед в тот же день написал морскому министру, военному министру и премьер-министру Бланку, но ни один из них до сих пор не ответил. Офицеры из местных военных частей отказались действовать без приказа сверху. Жандармерия тоже.
Тогда дед сам возглавил сопротивление.
Он собрал киношников. Кинодеятели-то сразу поняли, что с испанской инквизицией им не по пути. Кого еще и сжигать на кострах, как не создателей эфемерных движущихся картинок! Сотни крепких операторов, образованных сценаристов, креативных режиссеров, пожилых, но опытных консультантов военных картин заняли позицию на Гвидоне — насыпном острове, строящемся по проекту Ивана в Черном море в полутора километрах от берега. Это комплекс универсальных локаций, и в нем есть все: средневековые замки, деревянные теремки, китайские пагоды, американские небоскребы, лондонские пабы. Есть там и пушки с ядрами, завезенные для съемки очередного исторического фильма. Остальное оружие оказалось бутафорским. Деду приходится сражаться с испанцами, как говорится, дедовскими методами.
