— Ты слабенький, сразу там сгинешь, — продолжила Мелисса. — Я договорилась, чтобы тебя оставили наверху, чистить бананы. Сказал бы лучше спасибо.
— Нет, хочу в шахту, — заупрямился Столыпин, оглядываясь на Кармен. Бразильянка сердито скрестила руки на пышной груди. — Здесь, эээ, слишком много соблазнов, — Он принял мученический вид осужденного на смертную казнь. — Я все равно умру через двадцать три часа. Так пусть же я погибну в дикой шахте, но благородным человеком! Меня Гавриил научил.
— Чему? — Мелисса выглядела ошарашенной. Но все равно прекрасной. Ей чертовски шла эта короткая стрижка, очаровательно-кудрявая от повышенной влажности. — Чему он тебя научил? Как умереть через двадцать три часа?
— Он научил меня мужскому благородству! — торжественно провозгласил Столыпин.
— Ты просто смешон, приятель, — сказал Левинсон, подходя к Мелиссе. — Не слушай придурка. Где я и где благородство?
— Верно, — прищурилась Мелисса.
Левинсон метнул максимально пренебрежительный взгляд на мрачного испанца — насколько вообще можно облить презрением человека, на которого приходится смотреть задрав голову. Тот демонстративно высморкался в грязную тряпку, не обращая ни на кого внимания.
Левинсон адресовался к Мелиссе:
— Где ты была все это время? И зачем меня посылают в шахту?
Мелисса, мило улыбнувшись своему устрашающему кавалеру, перешла на немецкий:
— Боюсь, русский они немного знают. Ты еще помнишь Дойч?
— Я все помню, любовь моя, — ответил Левинсон с ужасным произношением.
— Твой акцент уродлив, — поморщилась Мелисса. — Но это неважно. Буду говорить коротко, чтобы ты все понял. Меня приняли за посланницу короля Испании Луиса Второго. Окружили комфортом. Этот милый мальчик по имени Карлос, — она покосилась на испанца в доспехах, — боится пальцем меня тронуть. Мечтает на мне жениться, чтобы приблизиться к королевскому двору.
— Каждый может надеть форму их армии и сказать, что он приятель короля, — с трудом собрал лексику Левинсон. — Почему они поверили вранью?
— Я доказала, что я человек неслучайный. Я знаю секрет философского камня.
— Нет, — сказал Левинсон. — Шоу «Воздушный замок» видели все. Но никому не удалось повторить трансмутацию. Ты знаешь не больше остальных.
— А вот и знаю, мой милый, — Мелисса самодовольно усмехнулась. — Точную формулу мне передал граф Вяземский.
— А, владелец секрета, — вспомнил Левинсон. Граф немало судился с программистами, просчитавшими формулу философского камня в прямом эфире «Всемогущего», и доказал-таки свои права на алхимический святой Грааль. — Негодяй.
— Но что будет с нами, Фрау Майер? — проныл Столыпин на превосходном немецком. Потом, видимо, вспомнил, что ему немного осталось на бренной земле, и добавил в голос немного безысходности и трагизма: — Я не для себя спрашиваю, мне-то уже все равно. Просто любопытствую, чтобы отвлечься от мыслей о неизбежной смерти. Но я не жалуюсь, нет! Как говорил Шиллер, «великие души переносят страдания молча». Я просто молчу и жду, когда мое сердце остановится. Коротаю время в светской беседе. Так что вы сказали испанцам про нас?
Левинсон пригляделся к обер-камергеру. Что-то не похож он был на умирающего. Даже и красные пятна на щеках прошли. Мелисса закатила глаза, как давеча и сам креативный директор:
— О Майн Готт, Семен, когда ты прекратишь неистово жалеть себя? Даже не собираюсь интересоваться, почему ты так уверен, что скоро отправишься на небеса.
— Но… — вякнул Семен.
— Неинтересно! — отрезала Мелисса. — Про индианок и Кармен я сказала, что это новые рабыни короля, которых я везу Луису по спецзаказу. А магниты Луису Второму якобы нужны, чтобы построить доселе невиданный, парящий в воздухе памятник.
— Кому? — задал глупый вопрос Столыпин.
— Что кому? — не поняла Мелисса.
— Памятник.
— Себе, разумеется, — вздохнула Мелисса. — Не рабыням же. Семена они считают нашим поваром, а тебя, Габриэль, ловцом жемчуга.
— Чего? — растерянно переспросил Левинсон на чистейшем русском. Испанец подозрительно на него посмотрел, но потом отвлекся на серию чихов с последующим вытаскиванием грязной тряпки.
— Ловец жемчуга, ныряльщик, — нетерпеливо перевела Мелисса и снова перешла на немецкий: — Мне нужно было объяснить, зачем ты с нами. Карлос решил, что ты мой любовник и хотел тебя убить. Из аркебузы. Слишком глупый финал нашего путешествия. Я ему наплела, что у нас тобой ничего нет и ты нам нужен только для того, чтобы искать жемчуг в Апуре. Будто бы король заказал жемчужную корону для своего нового магнитного памятника. Карлос простой вояка, он не в курсе, что жемчуг не магнитится, а потому успокоился на твой счет.
— Почему же нас всех до сих пор не отпустили? — встрял Столыпин. — Король Луис ведь ждет! — прибавил он по-русски, очевидно, специально для Карлоса, который одарил его высокомерным взглядом.
— Они совсем не дураки, — призналась Мелисса. — Поверили мне во всем, но на всякий случай решили проверить. Отправили гонца в Каракас, к наместнику короля. Как только гонец вернется с интересным известием о том, что наместнику ничего не известно о моем вояже по джунглям, нас тут же и пристрелят. В лучшем случае — отправят вниз, добывать чертов свинец.
— Не понял! — возмутился Левинсон. — А почему меня уже сейчас отправляют под землю?
— Да, ну, тут незадача вышла, — Мелисса несколько замялась. — Из-за проливного дождя затопило одну шахту. Карлос пошел туда оценить ущерб, наклонился над колодцем, у него с шеи сорвался золотой крест, очень ценное распятие, фамильное сокровище. Крест упал на самое дно. А ты же у нас ныряльщик, так что… Прости. Не знаю, как теперь выкрутиться. Может, ты придумаешь, Герр Креативный Директор? Только быстро. Идти надо прямо сейчас.
— Я знаю, Гавриил, — торжественно сказал Столыпин, глядя на Левинсона с выражением канонизированного святого, только что оказавшегося на самой почетной створке триптиха, — я знаю, что мы вскоре встретимся с вами в другом, лучшем месте. Видно, такой сегодня день. Роковой для всех нас. Но ничего! Ничего! Не падайте духом, мой дорогой Гавриил. Через двадцать три часа мы увидимся с вами в раю. Забронируйте мне там хорошее местечко под яблоней. Сорта «Апорт», пожалуйста.
— Боюсь, я в твой рай фейс-контроль не пройду, — пробормотал Левинсон, потирая горбатый нос. Он лихорадочно соображал, чего бы такого креативненького предпринять. — Ладно, вперед, по дороге подумаю.
Мелисса обреченно кивнула Карлосу. Испанец, трубно сморкаясь и гремя ржавыми доспехами, как старая консервная банка, грубо схватил Левинсона за плечо и вытолкнул под возобновившийся дождь. За спиной креативного директора с лязгом захлопнулся свинцовый засов, отрезав его от Столыпина, Кармен, индианок и уютной ямки в земле, к которой он так привык за эти два дня.
