Восстановление магнитной стены легло на плечи троих: самого Николая Константиновича, Мустафы и Алексея. За полтора месяца, ценой немыслимых усилий и многочисленных травм разной степени тяжести, им удалось извлечь из озера все двенадцать вагонов. Но время утекало так же стремительно, как и вода из окон поездов. Строительство магнита нужно было начинать с нуля, а до назначенной даты оставался 91 день. Миссионеры понимали, что физически не смогут монтировать по два, а то и три вагона в день. Но, как сказал Мустафа, «время — штука относительная, так что о нем думать?» И экспедиция продолжала работу.
Николай Константинович сменил на лебедке Мустафу. Глава Академии наук рухнул на землю прямо тут же, в метре от приятеля.
Чувствуя, как дрожат колени и ломит грудь, экс-император начал с усилием, маленькими шажками, переставлять ноги по истоптанному кругу, будто ломовая лошадь, к которой прицепили борону. В тридцати метрах от себя он видел согнутую спину Алексея, отвечавшего за подъем противоположного конца вагона. Тросы со скрипом наматывались на катушки-колеса, серая крыша поезда потихоньку вздымалась из воды, как спина Лох-несского чудовища, и Николай Константинович, чтобы не заплакать от тяжести и боли, продолжил рассказ про своего кумира:
— А известно ли вам, господа… известно ли вам… что Петр Александр…ксандрович Фрезе… изобрел эл… электромоб… электромобиль, — выдавил он наконец, делая еще один шажок, — изобрел он его в тысяча восемьсот… девяносто девятом году… Прогрессивно… Слишком прогрессивно для… своего времени… Уфф-ффу… Никто… ни один чиновник… не поддержал… Не было тогда… Не было у них Мелиссы… Она лучше всех… лучше всех понимает важность… важность новинок… Вакуумку ведь она пробила… Да, господа, помните?.. Билась за вакуумку… со всеми… Без Мелиссы не было бы… не было бы у нас сейчас этих вагонов… Электромобиль она бы тоже приняла… Он был хорош… Тридцать семь… и четыре десятых… километра в час… скорость он развивал. Уфф… Как хорошая лошадь… Кстати о лошадях… — Сквозь пот, застилавший глаза, он заметил дочь, подходившую к берегу со стороны леса. — Софи… Как там наши… кони…
— С коняшками-то все хорошо, папа, — голос дочери звучал обеспокоенно, — пасутся, лоснятся, что им сделается. А вот вы тут, как я погляжу, на последнем издыхании.
Алексей буркнул издалека что-то неразборчивое. За последние недели он растерял весь свой веселый флер. Стараясь оградить будущего тестя и хрупкого академика от самых трудных работ, выкладывался на двести, триста процентов. На шутки сил у него уже не оставалось.
— Ничего… — прохрипел Николай Константинович. — Ничего, детка… Еще чуть-чуть… Уфф… Совсем немного осталось.
Вагон и правда наполовину показался над гладкой поверхностью озера.
— Расскажи… расскажи что-нибудь… — попросил он Софи, чувствуя, что говорить сам он больше никак не может, разве что только про Мелиссу, но эта тема точно закончилась бы постыдными слезами. Однако и тишину терпеть не было сил. Ровный рокот буровой установки с озера усыплял, отключал уставший мозг. А следовало оставаться в сознании.
— Что же рассказать? — задумалась Софи. — Я вот крапивы и подберезовиков принесла нам на обед, сейчас буду варить питательный супчик, как меня биологи учили… Решила сегодня сделать перерыв в нашей рыбной диете. Карасей видеть уже не могу.
В последние пару недель с рыбами в озере стало твориться что-то странное. Караси, сиги, омули, таймени, даже парочка осетров сами выбрасывались на берег, целыми косяками. Никто не знал, почему. Рыбная истерика, а также непонятное отсутствие орлов, чаек, уток, плюс бестолковое метание среди деревьев типичных городских птиц, — всё это по-настоящему пугало Николая Константиновича. Сложный механизм экосистемы Земли начинал давать сбои, и это было гораздо хуже, чем поломки любых произведений рук человеческих.
Софи тем временем умиротворяюще журчала:
— Пока искала грибы, видела подлых сармовчан на склоне дальнего вулкана. Устроили шаманские пляски, всей деревней. И женщины, и дети там, и старики. Танцуют вокруг деревянного Перуна, под дубом большим. Жаль, не работает Перстень, такие фотки можно было бы сделать!.. Лошадей они уже всех увели куда-то, наверное, спрятали от нас на других пастбищах. Ох, папа, поверить не могу, что мы отдали этим негодяям в лаптях всех нашей коняшек, кроме пяти последних!.. Да-да, не хрипи, я знаю, почему ты их отдал, я в курсе, что ты был вынужден это сделать, иначе нам не позволили бы здесь остаться… Не позволили бы продолжить наше дело… Я все знаю, но это же подло до невозможности! Шантаж, вымогательство! Правильно Телегин говорил, это Чикаго двадцатых годов в плохом исполнении парней в овечьих тулупах!.. И я по-прежнему не могу поверить, что вы сами впряглись в эти лебедки, когда рядом пасутся здоровые выносливые лошади! Я очень, очень сержусь на всех вас, папа! Посмотри, до чего вы себя довели!.. Нет-нет, молчи, знаю я все твои объяснения наизусть! Эти лошади — наше единственное средство передвижения, а мало ли что, а вдруг непредвиденная ситуация… Слышала миллион раз! И все равно мне кажется, что это попросту глупо. Мама всегда говорила, что излишняя предусмотрительность и осторожность тебе только мешает в жизни… Ой, а кто это там?
Николай Константинович бросил мутный взгляд на другой берег озера. Потом еще один взгляд. Не может быть. Этого просто не может быть, потому что этого быть не может.
Прямо на него смотрел барон Ренненкампф. Начальник Личной канцелярии Ее Величества, который в эту минуту должен быть в Санкт-Петербурге, охранять Кати от народного гнева. Экс-император уже давно не получал писем от старшей дочери. Но мысль о том, что рядом с ней не только преданный Иван, но и опытный Ренненкампф, придавала ему спокойствия.
— Стоп… стоп-машина, — просипел Николай Константинович. — Перерыв.
Софи звонко повторила команду для Алексея. Напарники зафиксировали трос и выпряглись из лебедки. Алексей медленно опустился на землю и привалился к катушке-колесу, закрыв глаза.
Николай Константинович шатающейся походкой подошел поближе к озеру, стараясь разглядеть сутулую фигуру на том берегу. Или у него от усталости уже начались галлюцинации, или там действительно стоял Ренненкампф.
Барон — если это был он — поднес ко рту блестящий рупор.
— Всем оставаться на своих местах! — прокричал Ренненкампф. Вот теперь Николай Константинович был точно уверен, что это начальник Личной канцелярии. Этот въедливый голос, усиленный жестяной трубой, ни с чем не перепутаешь. Барону удалось даже перекрыть шум буровой установки. — В соответствии с Манифестом Биг Босса Бориса Второго, вы объявлены вне закона!
— Что? — сказал Николай Константинович.
— В соответствии с манифестом кого? — сказала Софи.
— Как человек, посвятивший жизнь безопасности Дома Романовых, — барон размеренно говорил в рупор; все более странные слова разливались над горным озером, — я не стану препятствовать исчезновению Николая Константиновича; но только в том случае, если мне выдадут господина Поповича. — Алексей поднял голову и стал искать источник звука. — Попович сбежал из-под ареста и заслуживает наказания, — продолжал Ренненкампф. — Еще раз повторяю: всем оставаться на своих местах до моего прихода. Я подойду и оформлю повторный арест Поповича. Если будет зафиксирована попытка скрыться — я открою охоту на всех участников экспедиции. Включая Николая Константиновича. Простите, ваше величество. Но или вы выдаете мне преступника, или я буду вынужден применить Манифест Биг Босса Бориса Второго.
