Тем временем прибыли ещё двое помещиков, с коими честь познакомиться Копытман имел чуть позже, когда они с невестой воротились с прогулки. Степан Васильевич Лупоглаз, владевший крепким имением с усадьбой в соседнем Дружково, был широк в кости и производил впечатление вставшего на задние ноги медведя средних размеров. Голову помещика венчала курчавая, взлохмаченная шевелюра, бакенбарды плавно переходили в густые, пожелтевшие от табака усы, а в глазах навыкат (вот уж когда фамилия, видать, неспроста досталась) проскакивали искорки безудержного веселья.
– Из бывших гусар, тот ещё вертопрах, имеет буйный нрав и всем запанибрата, – успел сообщить инспектору Яков Венедиктович.
– Так, значитца, ты и есть та самая столичная шишка, что наделала переполоха в наших краях?! – дохнув на инспектора смесью табака с чесноком, ощерился редкими, но крепкими зубами гость. – Я-то думал, богатырь, ан нет, с виду так себе… Не обижайся, брат, шучу я! – Лупоглаз громко расхохотался и так хлопнул собеседника по плечу, что у того непроизвольно подогнулись ноги. – Слышал, слышал о давешнем поединке, – чуть посерьёзнев, продолжил он. – А что, любишь ли ты, брат, охоту? Я ведь завтра чуть свет на уток иду, оттого на вечернее представление не смогу задержаться, разве что отобедаю. Не составишь компанию?
– Не большой я любитель охоты, – честно признался инспектор. – Да и хозяину обещал поприсутствовать вечером на спектакле. А вы, я слышал, бильярдом увлекаетесь?
Не мешкая, договорились сразу же после обеда, благо до спектакля останется час – полтора, сыграть партию, на что было получено благословение хозяина усадьбы.
В подарок виновнице торжества Лупоглаз привёз щенка меделянской породы, грозившего вымахать в псину огромных размеров.
– Вот посмотри-ка, посмотри, какие уши, на-ка, пощупай, – говорил он, тиская в руках флегматичную животину. – Лет через пять быка будет с копыт сбивать и медведя грызть.
– Право же, Степан Васильевич, на что девочке этакая зверюга? – увещевал гостя Свидригайлов.
– Ты, Яков Венедиктович, ничего в этом деле не понимаешь, – ответил Лупоглаз. – Хорошая собака стоит целое состояние, особливо меделян. Я тебе, брат, к этому кобелю ещё суку подгоню, у меня все чистопородные, потомство будет на загляденье. Попадётся твоей внучке муж из охотников – а она с таким приданым!
– Уболтал, чёрт этакий, – махнул рукой Свидригайлов и кликнул чесавшему в отдалении затылок мужика: – Эй, Колыван! Возьми-ка у Степана Васильевича кобелька и приглядывай за ним.
Вторым гостем был сухой высокий тип неопределённого возраста, в наглухо застёгнутом, несмотря на тёплую погоду, камзоле. Звали его Фёдор Осипович Бекарев, а по-настоящему, как шепнул Петру Ивановичу Свидригайлов, – Франц Беккер, так как происходил помещик из обрусевших немцев, кои прибыли на Русь ещё при Петре I, а отца его звали Отто – по-русски Осип. Жена Беккера-Бекарева, Прасковья Антиповна – грудастая крутобёдрая женщина, была на вид намного младше своего супруга, и, когда она улыбалась, на её щёчках появлялись очаровательные ямочки.
– Скажу я вам, этот Беккер – приличный скалдырник, у него зимой снега не выпросишь, – так же тихо заметил Свидригайлов. – Скучный и нудный тип. И как только Леонидов согласился за него свою дочь отдать – ума не приложу! Хотя три года прошло, вроде держится, не увяла пока, а о прошлом годе ещё и первенца родила. Хотя у Беккера от прежней жены, покойницы, ещё девочка есть, так он её отправил в пансион благородных девиц.
Обед плавно перетёк в ужин. Блюда были без особых изысков, но вкусные и сытные, смена проходила раз десять, так что все наелись до отвала, в том числе вечно голодный Рябихин. По ходу пиршества Лупоглаз рассказывал байки, коими была богата его биография, причём рассказы эти порой переходили границы приличия.
– Степан Васильевич, – не выдержав, пожурил его Свидригайлов, – право, ваш казарменный юмор здесь совершенно неуместен.
– Ах, извините, – шутливо понурил голову Лупоглаз. – Никоим образом не хотел задеть тонких струн вашей души.
Впрочем, пару раз, пока не были убраны остатки десерта, тот выстрелил перлами, от которых краснели не только присутствующие за столом дамы.
После обеда, как и было договорено, Копытман с Лупоглазом в сопровождении других любителей бильярда удалились в сигарную. Русскому человеку скучно катать шары по одним и тем же правилам. Эволюция русского бильярда происходила по принципу – от простого к сложному. Усовершенствовав одну стратегию, придумывались другие. Так игра становилась ещё увлекательнее и изощрённее.
Взять хотя бы размеры столов русского бильярда! К таким подходишь с гордостью. Да и размер шаров русского биллиарда в отличие от американского значительно больше, а лузы, наоборот, маленькие. Опять же, чтобы жизнь мёдом не казалась. Кий для русского бильярда длиннее и тяжелее. Здесь нет места примитиву: прежде, чем что-то сделать, подумай.
На малом бильярде другой удар, другой расчёт. Игрок, превосходно играющий на большом бильярде, играя на маленьком так же уверенно и свободно, часто подставляет шары и с раздражением видит, как партию выигрывает заведомо слабейший игрок. И это легко понять, ибо что на большом бильярде отыгрыш, то на малом подставка. Словом, здесь наиболее очевиден основной закон бильярдной игры: чем фальшивее, легче и меньше бильярд, тем силы хорошего и дурного игрока более уравновешены. Вот почему первоклассный игрок никогда не станет играть на скверном бильярде.
Пока в люстре над столом меняли свечи на новые, Пётр Иванович выяснил, в какую разновидность бильярда здесь играют. Оказалось, классическая «пирамида». Что ж, в этом виде он не был из последних.
Играть решили без разминки. Поставили по рублю, хотя Лупоглаз настаивал на более крупной сумме. Однако Пётр Иванович не был уверен, что обыграет соперника, и рисковать большими суммами не желал. Тем более впереди намечалось довольно затратное мероприятие, а именно – его свадьба с Елизаветой Кузьминичной, которая сейчас стояла позади и с интересом наблюдала за начавшейся партией.
Разбивать пирамиду Лупоглаз благосклонно предложил оппоненту. Что ж, это Пётр Иванович любил, а потому разбил пирамиду так, чтобы не дать возможности сопернику провести длительную комбинацию с укладыванием шаров в лузы. Не прошло и четверти часа, как Копытман уже праздновал викторию.
– Ну нет, брат, шутишь! – взъерошил Лупоглаз пятернёй шевелюру и со зверским выражением обвёл взглядом окружающих. Некоторые из них выразили восторг столь оглушительной победой столичного инспектора над местным мастером кия. – Ставим по червонцу! – заявил бывший гусар столь решительно, что Копытман отказался возражать.
Тем паче он почувствовал уверенность в себе и увидел уязвимые места соперника, который, понимая, что теряет нити игры, не мог справиться со своим норовом и допускал очевидные промахи.
История повторилась, Лупоглаз вновь был повержен, и его десятирублёвая ассигнация перекочевала в карман инспектора. После чего Пётр Иванович заметил, что подходит время спектакля и пора бы уже и закругляться.
