Несмотря на это, нам удалось пройти весь путь до здания Демократической школы благополучно. Нас не арестовали и не захватили в плен. Обсудив ситуацию, мы пришли к выводу, что варианта лучше, чем спрятаться в школе, не найти. Занятия уже закончились. Я укрылся на парковке, дождался, пока уйдёт уборщик, затем скользнул мимо игровой площадки. Двери оказались заперты, но Спаркс прошёл сквозь стену и открыл засов изнутри.
Я бывал в школе вечером на репетициях, но вокруг всегда находились люди и горел свет. Впервые здесь было темно и пусто. Коридоры казались намного длиннее и выглядели одиноко. Пока я хромал по плиточному полу, любой шум отзывался странным эхом. Но я не решился включить свет так поздно в пятницу и брёл до театра в темноте. Спаркс снова отпер двери. В костюмерной я нашёл штаны и рубашку, более-менее адекватные для реальной жизни. Затем побрёл к спортивному залу принять душ.
Первым желанием было содрать с себя грязную одежду и выкинуть её. Я уже стянул рубашку и свернул её в клубок, когда в голову пришла одна мысль. Я застыл.
Спаркс вопросительно улыбнулся:
– Ты в порядке?
– Сомневаюсь, – покачал я головой. – По мнишь, ты спросил, не истерика ли у меня, и я ответил «нет»? Так вот, кажется, я начинаю менять мнение.
– Объясни.
– Это из-за футболки. Я хотел выбросить её, но потом понял, что не знаю, когда попаду домой и смогу ли вообще туда вернуться и переодеться в своё. Пока Оскар владеет силой Короля Зимы и мамой, я почти бездомный!
– Надеюсь, до этого не дойдёт. Ты же хотел попробовать позвонить маме со школьного телефона?
– Считаешь, это поможет?
На глазах выступили слёзы.
Спаркс вздохнул и покачал головой:
– Я не хотел поднимать этот вопрос, чтобы избежать истерики. Я всё ещё против неё. Знаю, у тебя хватает поводов для волнения, но это делу не поможет. По крайней мере пока. Давай заключим сделку. Тебе холодно, ты голодный и весь в грязи – в таком настроении ничего дельного не придумаешь. Когда будешь чистым и сухим, мы найдём еду и место для сна, можешь полностью сорваться.
– В чём твоя выгода?
– Наблюдение.
Я фыркнул сквозь слёзы, которые уже заструились по щекам.
– Шутка!
Ничего смешного в шутке не имелось, зато я отвлёкся и немного собрался.
Я включил душ, взял рубашку и шагнул под тёплую воду. Сначала я постирал джинсы и помыл кроссовки, потому что в одежде было легче смыть грязь. Потом разделся и стал мыться. Дойдя до волос, я вспомнил о большой ране на затылке и несколько раз выругался.
После душа Спаркс осмотрел мою голову и совершил болезненные магические манипуляции с раной. Я не видел, что он делает, но ноздри трепетали от запаха палёных волос, а уши слышали обещания, что я ещё не раз скажу спасибо своему лекарю. В конце мы совершили налёт на учительскую и забрали несколько батончиков с гранолой и полкоробки с чёрствыми пончиками. Ничего вкуснее я ещё в жизни не ел.
После этого я позвонил маме.
– Алло-о-о-о-о, это… Женевьева.
Начало не очень – голос такой, будто она на другой планете.
– Привет, мама, это Кальван.
– О, прекрасно… Какой Кальван?
Мне хотелось кричать и плакать, но я стараюсь оберегать маму. Поэтому я сдержался, глубоко вдохнул и, стараясь сохранять спокойствие, пояснил:
– Кальван, твой сын.
Последовала долгая пауза.
– А, то-о-очно. Извини, Кальван. У меня жуткая мигрень, и Оскар дал таблетки. После них я немного не в себе. – Ещё одна пауза. – Как там в Вашингтоне?
– Я не там, мама. Я в школе.
– Не болтай глупости, дорогой. Сейчас почти восемь часов, пятница. Школа уже несколько часов как закрыта.
Ещё один глубокий вдох.
– Да, мам. Поэтому я надеялся, что ты приедешь и заберёшь меня.
– Извини, Кальван, но ты знаешь, я не могу водить машину после приёма лекарств. Особенно до самого Вашингтона. Хочешь, я попрошу Оскара встретить тебя?
– НЕТ! – заорал я, и мама охнула.
Я мысленно себя пнул.
– Мам, прости. Я не хотел грубить, просто не жажду видеть Оскара. Мы… снова сильно поссорились. Пожалуйста, ничего не говори ему обо мне.
– Хорошо. О-о-о-ой, кажется, комната немного кружится. Мне лучше снова лечь. Хорошо провести время в Вашингтоне.
Потребовалось собрать все силы, чтобы снова не закричать.
– Мама, я же сказал, я не в Вашингтоне.
– Не в Вашингтоне?… Вашингтон. Что-то мне это напоминает. Ах да. Дэйзи…
Дэйзи, Дэйзи, дай ответ моей любви —
Назови меня желанным, позови.
Я схожу с ума, мечтая о тебе,
Ты одна в моей душе, в моей судьбе.
Не беда, что на карету не скопил,
Я зато велосипед для нас купил!
Мы вдвоём на нём объедем целый свет.
Раздели со мною мой велосипед!
Я повесил трубку. Спаркс положил обе лапы мне на ногу:
– Мне очень жаль, Кальван. Ты в порядке?
– Не совсем.
К горлу подкатил ком, и я с трудом подавил тошноту.
– Ладно. Думаю, что сумею сохранить спокойствие. Учительская – не место для истерики.
Как хорошо, что сейчас выходные: видеться ни с кем не хотелось.
Я уселся в кресло под главной сценой, укрылся бархатными занавесками, как одеялом, и зарыдал. Спаркс, закончивший чертить магический круг вокруг стула, взобрался мне на грудь и сунул голову под подбородок. Обычно он не слишком-то чувствителен, но сейчас, большой и тёплый, он утешал уже одним своим присутствием.
Я крепко его обнял.
– Спасибо, Спаркс, – сквозь слёзы бормотал я.
– Всё наладится, Кальван. Обещаю.
И он замурлыкал.
– Не знал, что кролики мурлычут.
– Зайцы. И мы не мурлычем. Я просто быстро говорю, как кошка. И опыт подсказывает, что это помогает.
– Помогает. Спасибо.
– Всегда пожалуйста, Проклятый Мастер, всегда пожалуйста.
Продолжая под его мурлыканье всхлипывать, я не заметил, как заснул.
Глава 18
Глубоко внутри
– Ай… – пробормотал я.
Возникло странное чувство, будто кто-то закрасил глаза, а остатки краски вылил в нос. Потом выкопал яму и по шею зарыл меня в песок.
– Что за чёрт…
Левый глаз не хотел открываться. Кромешная тьма. Ужас мгновенно разогнал сон. В памяти всплыли клетка в тоннеле, делверы… Я подскочил. Спаркс вспыхнул и свалился с груди вместе с бархатными занавесками, вес которых я принял за песок.
