И Фелисити.
Для ответа оставалось только одно – еще один грубый жест. Уит и Ник расхохотались, затем Ник крикнула снизу:
– Что ж, хоть мне и не хочется прерывать вашу увлекательную беседу, мы закончили.
Дьявол обернулся и увидел, как мужчины в конце шеренги заталкивают в большие стальные фургоны последние ящики с товаром. Уит кивнул и проговорил:
– Отлично. Скажи парням, чтобы поднимали наверх лед.
Передав свой крюк вниз Ник, Дьявол получил другой, такой же ледяной, как то, во что его вонзили. Крюк тянул за собой первую из глыб льда весом в шесть стоунов. Повернувшись, он передал крюк следующему в шеренге, принял от него пустой и опустил его вниз, чтобы подцепить ледяную добычу. Подняли вторую глыбу, и Дьявол опустил вниз следующий пустой крюк. Так и шла ритмичная, изнурительная работа, пока свободное место в стальных фургонах не оказалось по самую крышу забито льдом.
Было определенное удовольствие в этой тяжелой работе в шеренге мужчин, действующих так слаженно, стремящихся к общей, вполне достижимой цели. Большинство целей достичь не так просто, и слишком часто те, кто стремится к ним, разочаровываются, когда их достигают. Но не в этом случае. Ничто не приносит большее удовлетворение, чем осознание, что работа закончена и сделана хорошо, а значит, настало время выпить эля.
Но в этот день никакого удовлетворения Дьявол не почувствовал.
Он снова тянулся в яму, когда его громко позвал Джон. Повернувшись, Дьявол увидел этого крупного мужчину, спешившего к нему от заднего входа в склад; следом бежал мальчик. Дьявол прищурился, узнавая. Брикстон, один из тех, кто наблюдал за Фелисити.
Дьявол бросил крюк на грязный пол, и, не в силах оставаться на месте, пошел им навстречу.
– Что с ней случилось?
Мальчик гордо вздернул подбородок.
– Ниче!
– Что это значит – ничего?
– Ниче, Дьявол, – повторил Брикстон. – Леди цела и невредима.
– Тогда почему ты покинул пост?
– Я и не уходил, покуда этот хватала меня не уволок.
Услышав такое оскорбление, Джон кинул на мальчика предостерегающий взгляд. Дьявол повернулся к главе охранников склада.
– Что ты делал в Мейфэре?
Джон покачал головой.
– Не был я в Мейфэре. Я стоял на страже снаружи.
Сегодня они перевозили груз, поэтому за всеми дорогами, ведущими к их логову, следил отряд охранников. Никто не мог пройти, войти или выйти без разрешения Бесперчаточников.
Дьявол тряхнул головой. Он не понимал. Это невозможно. Он снова прищурился, глядя на мальчика.
– Где она?
– У дверей!
Его сердце заколотилось.
– Чьих дверей?
– Твоих, – сказал Джон, наконец позволив себе улыбнуться. – Твоя леди пытается вскрыть замок.
Дьявол нахмурился.
– Она не моя леди. И уж чертовски точно, что ей нечего делать на складе.
– Однако дела обстоят вот так. – Это сказал Уит, появившийся рядом с Дьяволом. – Ты собираешься забрать девчонку, Дев? Или пусть остается там, снаружи?
Да черт же побери!
Дьявол уже бежал к задней двери. За его спиной послышался негромкий рокочущий смех; вряд ли это смеялся его брат, Уит точно не хотел, чтобы Дьявол его прикончил.
Он обнаружил ее, присевшую на корточки возле двери склада. Едва различимые светлые юбки развевались на ветру. Волна облегчения, нахлынувшая на него при виде целой и невредимой девушки, быстро сменилась раздражением, а затем нежелательным интересом. Он остановился, не выходя из-за угла здания, не желая, чтобы она его заметила.
Сделав широкий круг, Дьявол приблизился к ней сзади. Она склонила голову над замком, но видеть его не могла – стояла глухая ночь, и даже если бы небо не застилали тучи, лунного света все равно не хватило бы, чтобы разглядеть личинку.
Леди Фелисити опять разговаривала сама с собой.
Точнее, она разговаривала с замком, очевидно, не понимая, что вскрыть его невозможно – он был разработан не только для охранных целей, но еще и для того, чтобы наказывать тех, кто считал себя умнее прочих.
– Ну вот, миленький, – едва слышно шептала она, и Дьявол застыл на месте. – Я не буду с тобой грубой. Я – летний ветерок. Я – крылышки бабочки.
Что за вранье! Да она могла бы спалить дотла всех бабочек Британии!
– Хороший мальчик, – шептала Фелисити. – Это три и… – Она повозилась с отмычкой. – Хммм… – Еще возня. – Да сколько же их у тебя? – Опять повозилась. – И что гораздо важнее, что же такое ценное скрывается в этом здании, если столь прекрасное создание, как ты, оберегает его и… и его хозяина?
Дьявол услышал это, и его охватило возбуждение.
Здесь, в темноте, она говорит о нем, и пусть он никогда не признается в этом ни другим, ни даже самому себе, ему это очень нравится.
Хотя ей вовсе не следует находиться здесь – красоте в грязи.
И тем не менее, она здесь, нежно шепчет в темноте, словно надеется уговорить замок открыться. И Дьявол вдруг подумал, что она сможет.
– Еще разочек, милый, – прошептала Фелисити. – Пожалуйста. Еще раз.
Он на мгновенье закрыл глаза, представив, что она шепчет это ему на ухо, укутанная в другую темноту, в его постели. «Пожалуйста». Он представлял себе, о чем она могла бы так молить. «Еще раз». От открывающихся возможностей у него все затвердело. И тут…
– А! Да! – Да, это он бы тоже хотел от нее услышать при других обстоятельствах. Пальцы ныли, так хотелось дотронуться до нее, мускулы рук и спины, забывшие об усталости от работы на складе, теперь просто горели от желания подхватить ее на руки, прижать, уложить на что-нибудь мягкое.
– Ох, дьявольщина!
Он определенно не ожидал услышать ничего похожего на это разочарованное восклицание. Возглас раздражения вырвал его из мечтаний, брови Дьявола взлетели вверх.
– Да как же… – Она потрясла замок. – Что…
Это послужило сигналом.
– Боюсь, Фелисити Фэрклот, конкретно этот замок не поддастся вашим чарам.
Он бы соврал, если бы сказал, что ему не понравилось, как мгновенно расправились ее плечи. Однако подниматься с корточек она не стала и отмычки из замка не вытащила.
– Хотя должен признаться, шептали вы очаровательно, – добавил Дьявол.
Девушка едва повернула голову.
– Полагаю, это выглядит довольно компрометирующе.
Он был благодарен темноте, она скрывала его подергивающиеся в улыбке губы.
– Ну, не знаю. Это определенно похоже на попытку взлома и проникновения.
– Я бы так не сказала, – абсолютно хладнокровно произнесла Фелисити Фэрклот, в чьих привычках было дерзко все отрицать.