Он мог представить, как подчиняется ее воле. Не должен этого представлять, но тем не менее.
Дьявол распахнул первую тяжелую дверь, и перед ними предстала вторая. Воздух здесь был застоявшийся. Он начал отпирать второй ряд замков.
– Это не то умение, которого ожидаешь от женщины.
– Это как раз то самое умение, которым мы должны обладать. Весь наш мир создан мужчинами. А мы здесь просто в качестве украшения, и нас все время задвигают в самый конец ряда, состоящего из хоть сколько-то важных вещей. Что ж, я устала сидеть в конце. Замки – это только начало. Точка отправления.
Дьявол повернулся и посмотрел на нее, охваченный желанием подарить ей бесконечные точки отправления.
Фелисити продолжала говорить, словно загипнотизированная ключами, которыми он продолжал отпирать замки.
– Дело в том, что я понимаю, каково это – желать оказаться по ту сторону двери. Понимаю, каково это – знать, что та комната мне не принадлежит. Столько дверей заперты почти для всех, кроме незначительного числа людей. – Он отпер последний замок, и она негромко договорила: – Почему кто-то другой должен решать, какие двери подходят для меня?
Этот вопрос, такой искренний, такой прямой, вызвал в нем желание до конца времен отпирать любую дверь, к которой она подойдет.
Но пока Дьявол ограничился той, перед которой они стояли. Он толкнул ее, и они оказались в хранилище льда. Их встретила стена холода, за которой притаилась темнота. Дьявола охватила тревога – сопротивление тьме, слишком знакомый порыв убежать. Фелисити Фэрклот подобного желания не испытывала. Обхватив себя руками, она шагнула прямо внутрь.
– Значит, это все-таки лед.
Он шагнул следом, высоко подняв фонарь, хотя похожее на пещеру пространство поглощало свет.
– Вы мне так и не поверили?
– Не до конца.
– А что, по-вашему, я собирался показать вам тут, внизу?
– Ваш таинственный подземный притон?
– Подземные притоны слишком переоценивают.
– Правда?
– В них нет окон, и нахождение в них чертовски портит сапоги.
Ее негромкий смех показался ему огоньком во тьме.
– Надо полагать, завтра мне придется придумывать какое-то объяснение, когда горничная увидит подол моего платья.
– И что вы ей скажете? – спросил он.
– Ой, не знаю. – Фелисити вздохнула. – Допоздна возилась в саду? Да какая разница! Никому в голову не придет, что я исследовала подземные пещеры Ковент-Гардена.
– Почему же?
Она помолчала, и Дьявол отдал бы все на свете, чтобы увидеть ее лицо, но она, отвернувшись, всматривалась в темноту.
– Потому что я обыкновенная, – сказала она несколько рассеянно. – Просто ужасно обыкновенная.
– Фелисити Фэрклот, – произнес Дьявол, – за те несколько дней, что мы знакомы, я понял одну неоспоримую вещь. В вас нет ничего обыкновенного.
Она повернулась обратно к нему, быстро и неожиданно, и при слабом свете фонаря он обнаружил, что щеки у нее порозовели от холода, и это делало ее весьма… очаровательной.
Уит сожрал бы его с потрохами, если бы знал, что Дьявол хотя бы мысленно произнес слово очаровательная. Это нелепое слово. Такими словами пользуются щеголи и денди, а не ублюдки, которые носят клинки в трости. И она не очаровательная. Она всего лишь средство достижения цели. Стареющая пристенная фиалка, старая дева, и в его орбиту она попала с единственной целью – покончить с его братом.
И даже если все это про нее неправда, она в любом случае не для него. Фелисити Фэрклот – дочь маркиза, сестра графа, и по положению настолько выше его, что на ее высоте даже климат должен быть другим. Ее фарфоровая кожа чересчур безупречна, руки чересчур чисты, а ее мир слишком грандиозен. Ее восторг и широко распахнутые глаза при виде этого склада, ее самодовольная гордость, когда ей удалось взломать замок от двери в его преступную жизнь, только доказывают его правоту. Леди Фелисити никогда не узнает, каково быть обыкновенной.
Одного этого должно быть достаточно.
Да только она улыбнулась прежде, чем он успел прекратить эту безумную игру, и отблески свечи опять сыграли шутку, потому что из очаровательной она внезапно сделалась чертовски красивой. А затем произнесла, слегка задыхаясь:
– Ничего обыкновенного. Думаю, это самое чудесное, что мне кто-либо когда-либо говорил.
Господи Иисусе!
Нужно срочно уводить ее отсюда.
– Ну что ж, вы уже посмотрели хранилище.
– Нет, не посмотрела.
– Здесь больше нечего смотреть.
– Тут темно, – ответила она, потянувшись к фонарю. – Можно?
Дьявол выпустил его из рук неохотно. В душе зашевелилось беспокойство при мысли о том, что он больше не властен над светом. Он глубоко вздохнул, когда девушка отвернулась от него и направилась в глубь хранилища, чтобы увидеть глыбы льда и там.
Корабельный груз вынесли аккуратно, по прямой длинной дорожке, образовавшейся, когда отсюда убрали глыбы льда. Дорожка вела в центр хранилища, туда, где всего несколько часов назад громоздились бочонки, ящики, бочки и коробки, сейчас находившиеся на пути к своим местам назначения, рассыпанным по всей Британии.
Будь все проклято, если Фелисити Фэрклот не зашагала прямо по этой дорожке, словно ее ждали на чаепитие в центре лабиринта. Она крикнула, оглянувшись:
– Интересно, а что я найду внутри льда?
Он шел следом.
Нет. Он шел за светом. Не за девушкой.
Ему плевать, что с этой девушкой случится. Пусть исследует хранилище как пожелает. Пусть отморозит себе руки и ноги, если задержится тут надолго.
– Еще лед, – ответил он, когда она добралась до центра хранилища.
– Я в этом не так уж уверена.
Свет пропал, когда Фелисити завернула за угол и исчезла из вида. Сзади к Дьяволу поползла темнота. Он сделал глубокий вдох, впившись взглядом в призрачные очертания ее головы и плеч надо льдом… но и они исчезли, пропали из вида. Она наверняка поскользнулась на влажном склоне хранилища – вот в чем опасность работы со льдом.
– Осторожнее, – предупредил он, ускоряя шаг, повернул к опустевшей середине помещения и обнаружил ее, присевшую на корточки, держащую перед собой фонарь с мастерством мусорщика, ищущего сокровище в Темзе во время отлива.
Она подняла на него глаза.
– Тут ничего нет.
Он выдохнул.
– Нет.
– Ничего, кроме следов того, что было тут раньше, – с кривой усмешкой сказала девушка и показала: – Тут стояла тяжелая коробка. – Повернулась в другую сторону. – А тут что-то вроде бочонка.
