Его брови взлетели вверх.
– На Боу-стрит определенно не хватает вашей розыскной интуиции.
Ее улыбка сделалась шире.
– Возможно, я загляну к ним по пути домой. Что здесь было?
– Лед.
– Хммм, – протянула она. – Подозреваю, это было спиртное. И я скажу вам, что еще…
Он скрестил руки на груди и сухо отозвался:
– Ну давайте.
Она торжествующе указала на него пальцем.
– Я подозреваю, это было что-то, попавшее в страну тайно, чтобы избежать уплаты налогов.
Она так гордилась собой, что он едва не сказал ей, что это был американский бурбон. Он едва не совершил множество поступков.
Едва не поднял ее на ноги и не сцеловал с губ все детективные догадки.
Едва.
Вместо всего этого Дьявол потер руки и подул на них.
– Превосходные умозаключения, миледи. Но здесь чертовски холодно, поэтому давайте вернемся назад, где вы сможете произвести гражданский арест по обвинениям, доказательств которых у вас нет.
– Вот взяли бы и надели пальто, – отмахнулась Фелисити и снова подошла к стене льда. – А что вы делаете с этим льдом?
– Отправляем в Лондон. В жилые дома, мясные лавки, кондитерские, рестораны. А мое пальто надели вы.
– И отдать его мне было очень мило с вашей стороны, – ответила она. – А что, жилета у вас нет?
– Мы получаем неплохой доход от торговли льдом, иначе бы этим не занимались, – сказал он. – Обычно я не наряжаюсь для физического труда.
– Я заметила, – бросила Фелисити, и Дьявол мгновенно переключился на ее тихий, низкий голос.
– Вы заметили.
– Это было поистине неприлично, – произнесла девушка голосом куда более громким, словно оборонялась. – Не знаю, как я могла этого не заметить.
Он приблизился к ней, не в силах удержаться, и она попятилась, упершись спиной в стену льда. Прижала к ней ладонь и тут же отдернула, ощутив холод.
– Осторожнее, – сказал Дьявол.
– Беспокоитесь, что я замерзну?
Он сказал ей правду:
– Беспокоюсь, что вы его растопите.
Она вскинула бровь.
– Вы забываете, что я еще не научилась становиться пламенем.
Даже ради спасения собственной жизни Дьявол не смог бы сказать, почему он все это не прекратил. Почему не забрал у нее фонарь и не увел ее оттуда.
– Вы и это ваше желание сжечь дотла всех нас, Фелисити Фэрклот! Вы ужасно опасны.
– Только не для вас, – чуть слышно произнесла она. Он шагнул к ней еще ближе, словно шел на зов сирены. – Вы никогда не приближаетесь настолько, чтобы сгореть.
Он был уже достаточно близко.
– В таком случае вам лучше нацелиться на другого.
«Нет. Нацелься на меня».
«Мы сможем сгореть вместе».
Он подошел так близко, что мог бы прикоснуться к ней.
– Так вы меня научите?
«Все, что угодно. Я сделаю для тебя все, что угодно, только попроси».
– Покажете мне, как заставить мужчин меня обожать.
Господи, какое искушение! Она и есть искушение в чистом виде.
«Если Эван будет ее обожать, он пострадает куда сильнее, когда ты ее отнимешь. Если он будет охвачен страстью, ты накажешь его гораздо страшнее».
Однако это не все. Существует еще и Фелисити. И если она позволит себе испытывать страсть к Эвану, то окажется не только обесчещенной. Она будет полностью растоптана.
Она станет жертвой этой войны, что тянется несколько десятилетий; войны, к которой не имеет никакого отношения. Она будет ранена в самое сердце; его план этого не предусматривает.
«Дерьмо собачье. Именно в этом и заключается план».
План в том, чтобы показать Эвану – Дьявол всегда сможет дергать за ниточки. Показать, что Эван живет только благодаря великодушию братьев. Что они в любой момент могут с ним покончить.
Обучить Фелисити Фэрклот страсти – самый простой для Дьявола способ осуществить задуманное. Он мог бы ухаживать за девушкой, пока она покоряет герцога, а потом, как раз перед венчанием, соблазнить ее и этим недвусмысленно дать ему понять: «Никаких наследников. Никакой свадьбы. Никакой свободы воли. Только не для тебя».
Ведь именно такое соглашение они заключили, верно? Клятва, которую братья принесли глухой ночью, потому что их чудовищный отец манипулировал ими и наказывал их, думая о них только как о возможных кандидатах на продолжение древней династии Марвиков.
Три мальчика поклялись никогда не дать отцу того, о чем он просит.
Но Эван выиграл состязание. А когда получил титул, дом, состояние, весь мир, предложенный ему отцом… он нарушил обещание и замахнулся на еще большее. Возжелал наследника герцогству, которое, если уж на то пошло, вообще не должно было принадлежать ему.
Незаконный сын, когда-то готовый убить ради того, чтобы считаться законнорожденным, теперь пошел по другому пути. Хотя клялся, что никогда на него не ступит.
И Дьявол преподаст ему урок.
Что означает – Фелисити тоже придется его усвоить.
Он забрал у нее фонарь и поставил его на глыбу рядом. Пламя отбрасывало отблески на мутный лед, придавая ему странное, серовато-зеленое свечение. Дьявол видел, как у нее на шее лихорадочно бьется пульс, так близко он к ней стоял.
А может, и не видел. Может, просто хотел, чтобы эта жилка так лихорадочно билась.
А может быть, он просто чувствовал свой пульс.
Он посмотрел ей в глаза, прекрасные, нетерпеливые, и наклонился к ней.
– Вы уверены, что хотите отпереть эту дверь, леди Взломщица? – спросил он, ненавидя себя за эти слова. Зная, что если она согласится, то будет обесчещена. У него не останется выбора, как только обесчестить ее.
Впрочем, она этого не знает. А если знает, то ей все равно. Ее глаза сверкали, в их карей глубине мелькали отблески пламени свечи.
– Совершенно уверена.
Ни один мужчина на свете не смог бы устоять перед ней.
Поэтому он даже пытаться не стал.
Просто протянул к ней руку, положил ладонь ей на щеку, провел пальцами по невероятно нежной коже подбородка, потом по скуле вверх, к волосам, задержался там, запустил пальцы в густые рыжевато-каштановые кудри, скованные шпильками, согнутыми, чтобы стать отмычками, приковывающими его к ней. Ее губы приоткрылись, едва слышный, ошеломляющий вздох говорил о ее возбуждении. О ее желании.
Свободной рукой он прикоснулся к другой ее щеке, изучая ее. Наслаждаясь шелковистостью кожи, легкой складочкой в уголке ее рта, где возникала ямочка, когда Фелисити его поддразнивала. Он наклонился к ней с безумным намерением прижаться губами к этой складочке. Попробовать ее на вкус.
