Дьявол дважды ударил тростью по ладони. В нем зашевелилась тревога. Конечно, Брикстон сообщил, что Эван ее поцеловал. Но когда Дьявол потребовал подробностей, мальчик сказал, что поцелуй был коротким и формальным – ничуть не похожим на то, что произошло с ними в ледовом хранилище два дня назад.
В том, как они с Фелисити слились воедино, не было ничего формального.
Так что же случилось после того, как Эван прогнал мальчика? Перчаток на ней не было. Они прикасались друг к другу? Кожа к коже? Неужели он целовал ее страстно?
Боже праведный. Неужели она его целовала?
Невозможно. И все-таки…
«Я взяла дело в свои руки».
Дьявол пошел за ней, завернул за угол и увидел, что она направляется к огромной изогнутой каменной скамье длиной не меньше двадцати футов.
– Вы его целовали.
– Не нужно делать вид, что вы шокированы. Разве не в этом была цель ваших уроков?
Нет. Может, их поцелуй и начался как урок, но закончился он чувственным возбуждением – совершенным, необузданным наслаждением. И Дьявол отказывался верить, что она испытала хотя бы отголосок этого наслаждения с Эваном.
Наслаждением, хотя бы отголосок которого сам он вряд ли испытает когда-нибудь с другой женщиной.
Но ничего этого он вслух не сказал, а только спросил:
– И? Результат вас удовлетворил?
Она уселась, расправила юбки и взяла лежавшие на скамье пяльцы с вышиванием.
– Вполне.
– И как же вам удалось его завоевать?
– На что вы намекаете? Что в конечном итоге я ему крылышки не опалила? А что случилось с «вы не свинья, Фелисити Фэрклот»? С такой воодушевляющей оценкой от вас разве могла я не завоевать его?
– Вы не свинья, – повторил он, чувствуя себя полным ослом, совершенно выбитым из колеи. – Но суть не в этом. Вы никогда не добьетесь страсти от Марвика.
– Может быть, я завоевала его сердце своим замечательным поцелуем.
Ее губы изогнулись безупречной дугой, заставив его желать, чтобы они не говорили о поцелуях, а просто его целовали.
– Это невозможно.
Ее лицо вытянулось, и он возненавидел себя за то, что лишает ее ощущения могущества. Ему немедленно захотелось вернуть ей это ощущение, хотя он понимал, что не должен. Впрочем, если он вернет ей могущество, она сразу станет намного опасней.
– Да ну? Разве не вы мне обещали, что так и будет? Разве не говорили, что он распустит слюнки и будет бегать за мной, как собака? С опаленными крыльями?
Дьявол постукивал тростью по сапогу.
– Я лгал.
Фелисити нахмурилась.
– Почему-то я нисколько не удивилась.
– Марвик не тот мужчина, который может одарить вас страстью.
– Вам это не известно.
– Вообще-то, известно.
– Откуда?
«Потому что я видел, как он, ни на секунду не задумавшись, повернулся к тебе спиной».
Фелисити прищурилась.
– Никто в Лондоне его не знает. Но вы знаете, так?
Он поколебался.
– Да.
– Откуда?
– Это не важно. – Ну и вранье.
– Поскольку он станет моим мужем, это кажется мне крайне важным.
«Он не станет твоим мужем». Этого он ей сказать не мог, поэтому просто промолчал.
– Мне следовало понять с самого начала, – произнесла она. – С той минуты, как вы мне его пообещали. Кто он вам? Кто вы ему? Откуда у вас такая власть над ним?
– Ни у кого нет власти над герцогом Марвиком. – По крайней мере, это правда. Это он ей сказать может.
– Кроме вас, – заметила она. – Кто он? Ваш конкурент в бизнесе? – Она наморщила лоб. – Поэтому в ваших людей стреляли?
– Нет. – Во всяком случае, Дьявол так не думал.
Фелисити коротко кивнула, вернувшись мыслями к той ночи в трущобах. Посмотрела на него полными беспокойства глазами.
– Ваши люди. Брикстон сказал, они не…
У него в груди все сжалось при мысли, что даже сейчас, злясь на него изо всех сил, она беспокоится о благополучии его людей – парней, которых совсем не знает.
– Груз потерян, но люди живы. – Учитывая все случившееся, тем двоим повезло. Они с Уитом нашли их без сознания, и не от потери крови, а от ударов по голове.
Он не спал почти двое суток, запугивая докторов и требуя гарантий, что парни выживут.
– Они поправятся.
Девушка с облегчением выдохнула.
– Я так рада!
– Ну, не так, как я.
Внезапно она усмехнулась.
– Какая жалость, что весь ваш лед украден. Странная эта вещь для выбора грабителей.
Он приподнял бровь. Надо же, какая наблюдательность.
– Люди любят хранить продукты в холоде.
– Разумеется, – согласилась Фелисити. – Однако делали бы они это без – как это вас называют? Бесперчаточников?
Он кивнул.
– Почему вас так называют?
Вспыхнуло воспоминание – его первая ночь в Лондоне после трех с половиной дней без сна: он, Уит и Грейс прижались друг к другу где-то в уголке трущоб, голодные, испуганные, не имеющие никого и ничего, кроме друг друга и урока, преподанного им отцом: деритесь так грязно, как только сможете.
– Когда мы пришли в трущобы, то оказались лучшими драчунами, каких там когда-либо видели.
Она смотрела на него со своей скамьи.
– И сколько вам было лет?
– Двенадцать.
У нее расширились глаза.
– Вы же были детьми!
– Дети учатся драться, Фелисити.
Она задумалась, и он решил, что его ждет импровизированная прочувствованная речь – рассуждения о правах ребенка и о том, что его детство должно было быть лучше, как будто он сам этого не знает. Дьявол застыл, готовясь, но речи не дождался. Вместо нее Фелисити сказала только:
– Такого быть не должно.
Господь свидетель, это правда.
Затем она встала, и его взгляд упал на вышивку.
– Боже милостивый. Это что, лиса пытается загрызть курицу?
Фелисити бросила пяльцы на скамью.
– Я сильно злилась.
– Вижу.
Она шагнула к нему.
– Значит, вы со Зверем были маленькими и учились драться?
– Мы были маленькими и уже умели драться, – поправил ее он. – Мы несколько недель дрались на улицах за объедки, а потом нас обнаружил человек, который держал бойцовский ринг. – Он помолчал. – Мы втроем им завладели. А потом завладели Ковент-Гарденом.
