– Позвольте расставить точки над «i», – не унимался Хобард. – Сегодня в Миссисипи не является противозаконным измена жене, коль скоро партнерша – женщина одной с мужчиной расы.
– Таков закон, – подтвердил судья.
Хобард был единственным из состава жюри, кто осмелился копнуть глубже.
– Неужели у нас нет занятия важнее, чем преследовать двух взрослых, которые по обоюдному согласию решили доставить себе удовольствие в постели или в кузове пикапа?
– Не я писал законы, – возразил Труитт. – Если вы, мистер Хобард, хотите изменить их, то обращайтесь к сенатору законодательного собрания штата.
– Сенатор нашего законодательного собрания – кретин.
– Не исключено. Но данный вопрос выходит за рамки нашей юрисдикции. Мы готовы голосовать по поводу обвинительного акта?
– Нет! – резко воскликнул Хобард. – Вы торопите события. Ладно. Но перед тем, как голосовать, я хочу спросить у своих коллег по большому жюри, не было ли у них связи с темнокожей женщиной. Если была, то они не могут поддерживать обвинение этих двух людей.
Возникло ощущение, будто из помещения выпустили весь воздух. Одни побледнели, другие покраснели от гнева. Кто-то бросил:
– Никогда!
Послышались возгласы:
– Это просто нелепо!
– Вы чокнутый!
– Давайте голосовать!
– Это преступление, у нас нет выбора!
Никс Гридли стоял в углу, наблюдая за происходящим, и старался не улыбаться. Данн Лэдлоу был завсегдатаем публичного дома в Лоутауне, где его обслуживали цветные проститутки. Милт Мюнси баловался с чернокожей любовницей не меньше лет, чем он служил шерифом. Нэвилл Рэй был выходцем из семьи плантаторов, которые всегда занимались кровосмешением. Но теперь все пятнадцать нуклюже демонстрировали свое ханжество.
Закон штата против кровосмешения был подобен таким же на юге: он никак не касался отношений между белыми мужчинами и черными женщинами. Такие связи вряд ли даже осуждались. Целью закона было оградить неприкосновенность белой женщины от посягательства черных мужчин. Но как неоднократно доказывала история, если пара пожелала сближения, они едва ли будут тратить время на обдумывание статей закона. Он ничего не предотвращал, но порой служил орудием наказания после свершившегося факта.
Труитт дождался, когда стихнут возгласы, и произнес:
– Нам нужно двигаться дальше. Приступим к голосованию. Поднимите руки, кто за то, чтобы предъявить этим двоим обвинение?
Руки подняли пятнадцать человек – все, кроме Хобарда. Вынесение решения об обвинении не требовало единогласного голосования. Достаточно двух третей, и прокурор никогда не проигрывал. Вскоре коллегия присяжных покончила с другими обвиняемыми, и Труитт объявил:
– Переходим к делу Пита Бэннинга. Убийство первой степени. Не сомневаюсь, вы знаете столько же, сколько я. Шериф Гридли, вам слово.
Никс переступил через несколько сапог и ботинок и сумел добраться до стула в конце стола. Половина мужчин курили, и он велел Рою Лестеру приоткрыть окно. Прокурор выпустил струю дыма в потолок.
Никс начал с места преступления и пустил по кругу фотографии мертвого Декстера Белла в его кабинете. Описал обстановку, привел слова Хоупа Пордью, рассказал, как ездил арестовывать Бэннинга и как тот сообщил, где найти пистолет. Шериф показал оружие и три пули и заявил, что нет никаких сомнений, что именно они нанесли смертельные повреждения. Полиция штата прислала отчет. С момента ареста Пит Бэннинг отказывается обсуждать преступление. Его интересы представляет мистер Джон Уилбэнкс. Если по обвинительному акту будет вынесено обвинение, то, вероятно, в ближайшем будущем состоится суд.
– Спасибо, шериф, – кивнул Труитт. – Вопросы имеются?
Поднялась рука, и Милт Мюнси громко спросил:
– Нам придется голосовать? Я вот о чем: я знаю Пита Бэннинга и знал Дексера Белла и не хотел бы в этом участвовать.
– Я тоже, – поддержал его Тиус Саттон. – Я вырос с Питом Бэннингом и не имею права судить его.
– Верно, – заявил Пол Карлин. – Я не стану этим заниматься. А если на меня надавят, то подам в отставку. Мы ведь можем уйти из коллегии присяжных. Так вот, я лучшу уйду, чем приму в этом участие.
– Не можете! – отрезал Труитт, сверкнув глазами на выходящих из-под контроля «штамповщиков».
– А как насчет воздержаться? – спросил Джо Фишер. – Ведь у нас есть право воздерживаться, если речь идет о тех, кого мы лично знаем? Покажите мне статью в законе, где написано, что мы не имеем права воздерживаться, если того хотим.
Все взгляды устремились на Труитта, который, как другие прокуроры в районе, привык трактовать законы, как ему заблагорассудится. Труитт не мог припомнить соответствующую статью, хотя, если честно, много лет не заглядывал в свод законов. Он привык, что присяжные подмахивали все, что ему требовалось, и стал пренебрегать хитросплетениями процедуры.
Пока Труитт тянул время и размышлял, что ответить, его мысли были не о большом жюри, а о судебных присяжных. Если люди округа Форд так быстро сломались и решили отойти от дела, сумеет ли он убедить двенадцать присяжных вынести обвинительный вердикт? Главный процесс его жизни рушился на глазах. Труитт кашлянул и произнес:
– Позвольте вам напомнить, что вы давали клятву тщательно и беспристрастно рассматривать улики и выносить суждение, было ли по всей вероятности совершено преступление. Сейчас не ваше дело заключать, виновен или невиновен мистер Бэннинг. Ваше дело решить, следует ли обвинять его в убийстве. Его участь решит суд. А теперь: шериф Гридли, есть ли у вас сомнения, что Пит Бэннинг убил Декстера Белла?
– Нет.
– Этого, джентльмены, достаточно для вынесения официального обвинения. Следует ли продолжить обсуждение?
– Я не стану голосовать, – заявил Тиус Саттон. – У Пита имелись причины так поступить, и не мне о них судить и выносить решение.
– Вы не выносите никакого решения, – возразил Труитт. – А если у обвиняемого были для его поступка какие-то причины, у него есть официальная защита и суд их рассмотрит. – Он разозлился и раздраженно глядел на присяжных. Труитт знал закон, а они нет.
Но Тиус Саттон был не из пугливых. Он встал и указал пальцем на судью.
– Я не в том возрасте, чтобы на меня кричать. Я ухожу. А если вам придет в голову устроить мне неприятности, я вам это припомню, когда подойдет срок ваших перевыборов. И я знаю, где найти адвоката. – Тиус Саттон направился к двери, открыл ее и с треском захлопнул за собой.
Число присяжных сократилось до пятнадцати. Для утверждения обвинительного акта требовалось две трети голосов. А из тех, кто остался, по крайней мере, трое не желали принимать участия в голосовании. Труитт внезапно вспотел и, тяжело дыша, торопливо прикидывал, как поступить. Он мог распустить коллегию и вернуться к делу Бэннинга в следующем месяце. Мог распустить присяжных и просить судью назначить новый состав. Мог надавить, а если не получит необходимых десяти голосов, вернуться к делу Бэннинга в ноябре. Но законно ли дважды представлять на утверждение большой коллегии присяжных обвинительный акт человеку за одно и то же преступление? Вряд ли. Как поступить, чтобы не ошибиться? Труитт никогда раньше не оказывался в таком положении. Он решил надавить, как действовал уже много раз.
