– Для тебя – да, но не для нас. Ты уйдешь в ореоле славы, а нам предстоит собирать себя по кускам и гадать, почему, черт возьми, это случилось?
– Прости, Флорри. У меня не было выбора.
Сестра, кусая губы, вытерла глаза. Ей хотелось наброситься на брата, выложить все, что в ней накопилось, и в то же время – обнять, чтобы он знал: родные любят его. Пит взял Флорри за руку.
– Есть нечто такое, что тебе необходимо знать, – сказал он.
Глава 20
У осужденного была всего одна просьба. Он хотел пройти от тюрьмы до здания суда – короткое расстояние в два квартала, но долгий путь до могилы. Ему казалось важным проделать этот путь с высоко поднятой головой и свободными от наручников руками, демонстрируя, как храбро он встретит смерть, от которой столько раз ускользал. Проявить отвагу, которую немногие могли оценить. Он умрет гордо, без обид и сожалений.
В восемь часов вечера Пит в белой рубашке и брюках цвета хаки вышел из главной двери тюрьмы. Рукава закатаны, поскольку было жарко и влажно. Рядом Рой Лестер и Рэд Арнет, впереди шериф, перед которым, освобождая путь, расступались люди. Единственные звуки – от всполохов вспышек и щелчки фотоаппаратов. Ни избитых вопросов репортеров, ни возгласов поддержки, ни криков с угрозами и проклятиями. Затем они повернули к площади и зашагали посреди улицы, а за ними следовали любопытные. Выстроившиеся по бокам солдаты вставали по стойке «смирно» и отдавали честь. Пит удивленно поднял голову и мрачно кивнул. Шел неторопливо, без спешки, однако твердо, не колеблясь.
Когда осужденный и сопровождающие достигли площади, шум стих. Никс кричал, чтобы люди отступили и дали дорогу, и все слушались. Поворот на Мэдисон-стрит мимо кафетерия – и процессия двинулась за ними.
Впереди замаячило освещенное, готовое принять их здание суда. Самый главный в округе дом, где свершалось правосудие и оберегались права людей. В молодости Пит участвовал в заседании коллегии присяжных, и этот опыт ему надолго запомнился. Он с товарищами, следуя закону, вынес справедливый вердикт. А теперь закон требовал его самого.
Полицейские оцепили главный подход к зданию суда. По нему протянулись электрические провода. В серебристом грузовике гудел генератор, но Пит, проходя мимо, этого как будто не заметил. Вслед за Никсом он переступил через тянувшиеся за дом провода. Его удивило количество людей, особенно солдат, но он смотрел прямо перед собой, чтобы не встретиться взглядом с кем-нибудь из знакомых.
Они медленно приблизились к зданию суда и ступили внутрь. Теперь в нем было пусто – полиция блокировала все двери и не пускала любопытных. Никс не хотел устраивать спектакль и поклялся, что арестует любого, кого обнаружит внутри без разрешения. Они поднялись по главной лестнице и остановились перед дверями зала. Охранник открыл ее. Провода тянулись мимо кафедры к стулу.
«Старина-электрик» зловеще расположился у места присяжных, «лицом» к пустым скамьям, где обычно сидели зрители. На сей раз зрителей не было – только свидетели. Пит своим родным не разрешил прийти. От семейства Декстера Белла тоже никто не явился. Фотографов не пустил шериф, что чрезвычайно огорчило Джимми Томпсона, расположившегося за пультом рядом со своим любимым аппаратом. Столы убрали и вместо них поставили ряд стульев для свидетелей. Обвинитель Майлз Труитт сел рядом с судьей Освальдом. Следующим – губернатор Райт, который прежде не видел казни и решил ради такого случая задержаться в городе. Понимал, ему нужно наблюдать за исполнением приговора, раз за него с таким жаром выступали избиратели. Далее разместились отобранные Никсом Гридли четыре репортера, включая Харди Кейпли из мемфисского «Пресс-Ятагана».
Джона Уилбэнкса не было, потому что так захотел он сам. Пит утвердил его в качестве свидетеля, однако тот не пожелал участвовать в казни. Дело закрыто, и он надеялся, что проблемы Бэннинга его больше не коснутся. Хотя сильно сомневался: Джон предвидел, что его еще настигнут юридические последствия общения с Питом. А пока они с братом расположились на балконе своей конторы, смотрели на здание суда и пили виски.
Пита подвели к стоявшему рядом со «стариной-электриком» деревянному стулу, и он сел.
– Эта та часть работы, мистер Бэннинг, которую я не люблю, – произнес Джимми Томпсон.
– Ты бы лучше заткнулся и делал свое дело! – бросил Никс Гридли. Томпсон с его представлениями сидел у него в печенках.
В полной тишине палач выстриг армейской парикмахерской машинкой волосы осужденного как можно ближе к черепу. Темно-каштановые и седые пряди пучками падали на рубашку и руки Пита, и Томпсон ловко смахивал их на пол. Он закатал штанину на левой ноге Бэннинга и освободил от волос кожу на икре. Пока он занимался этим, никто не проронил ни звука, только гудела парикмахерская машинка. Наблюдавшие за его действиями люди почти ничего не знали о процедуре казни. Томпсон же был профессионалом и толково исполнял свои обязанности. Он выключил машинку и кивнул на «старину-электрика».
– Пожалуйста, сядьте.
Пит сделал два шага и опустился на массивный деревянный трон. Томпсон обернул его запястья толстыми кожаными ремнями. Затем то же проделал с поясом и лодыжками. Из корзины достал две влажные губки, приложил к икрам и пристегнул широкими ремнями с электродами. Губки обеспечивали надежную токопроводимость.
Пит закрыл глаза и тяжело задышал.
Томпсон наложил четыре влажные губки ему на голову. Вода потекла вниз по лицу, и палач извинился за причиняемые неудобства. Пит промолчал. Наголовник был из металла и напоминал футбольный шлем. Когда палач водрузил его на место, Пит поморщился – это было его первое проявление недовольства с начала всей процедуры. Когда губки оказались под наголовником, Томпсон подтянул его покрепче, присоединил провода и повозился с ремнями. Он будто нарочно тянул время. Но поскольку ни Никс, ни кто-либо другой не знали порядка действий, они лишь наблюдали. В душном помещении стало еще жарче, и все вспотели. Из-за этого кто-то приоткрыл четыре высоких окна с каждой стороны и их, к несчастью, забыли закрыть.
Томпсон чувствовал весь груз ответственности. Прежде он казнил в основном чернокожих бедняков, и никому бы не пришло в голову его судить, если бы во время процедуры случился какой-нибудь прокол. Живым никто не ушел. Однако экзекуция знатного богатого белого – совершенно иная ситуация, и он хотел проделать все безукоризненно. Томпсон взял черную повязку и спросил:
– Хотите, чтобы я завязал вам глаза?
– Нет.
– Хорошо.
Томпсон кивнул судье Освальду, тот встал, с листом бумаги в руке шагнул к осужденному и нервно кашлянул.
– Мистер Бэннинг, закон требует, чтобы я зачитал вам смертный приговор. По поручению окружного суда двадцать второго судебного округа штата Миссисипи я, судья Рейф Освальд, даю указание немедленно привести в исполнение смертный приговор Питу Бэннингу, осужденному за убийство первой степени, приговор которому был утвержден Верховным судом. Да смилостивится над ним Господь. – Бумага, когда он, не глядя на Пита, читал, дрожала в его руке. Произнеся последнее слово, судья сел.
