С балкона, не веря собственным глазам, за происходящим наблюдали трое чернокожих. Истопник Эрни Доудл, уборщик здания суда Пенрод и Хоуп Пордью, уборщик церкви, распластались на животах и смотрели сквозь ограждение. Они жутко боялись – заметь их Никс Гридли, и не миновать им тюрьмы не меньше, чем на год. Томпсон кивнул шерифу, тот приблизился к Бэннингу и спросил:
– Пит, хотите что-нибудь сказать?
– Нет.
Гридли сделал шаг назад и вместе Роем Лестером и Редом Арнетом остался возле свидетелей. За ними стоял окружной коронер. Томпсон подошел к пульту управления, мгновение изучал его, а затем спросил у Никса:
– Есть основания отменить казнь?
Тот покачал головой:
– Никаких.
Томпсон повернул регулятор, генератор в серебристом грузовике загудел сильнее. Стоявшие рядом люди, поняв, что происходит, отпрянули. Высокое напряжение побежало по проводам и через секунды достигло «старины-электрика». Из пульта выдавался рубильник длиной пять дюймов, с красной пластмассовой рукояткой. Томпсон передвинул его вниз, и напряжение в две тысячи вольт ударило Пита. Все мышцы свело судорогой, он дернулся из пут и от страшной боли дико закричал. Этот крик потряс свидетелей. Облетел зал и продолжался несколько секунд, пока тело коверкала болезненная ярость. А затем эхом вылетел в окна и отразился в ночи.
Те, кто стоял с южной стороны здания у серебристого грузовика с генератором, впоследствии утверждали, что крика не слышали. Но те, кто находился с восточной и западной сторон и особенно с тыльной стороны, хорошо его различили и говорили, что никогда его не забудут. Джона Уилбэнкса крик поразил как гром.
– Господи, – пробормотал он и, подойдя к окну, посмотрел на испуганные лица стоявших у здания суда людей. Крик длился несколько секунд, но многим он показался вечностью.
Первый разряд должен был остановить сердце осужденного и лишить его сознания. Но справился ли он со своей задачей? Пита секунд десять колотило в конвульсиях, хотя за временем никто не следил. Когда Томпсон отключил напряжение, голова Пита свесилась направо, и он затих. И вдруг дернулся. Томпсон, как обычно, выждал секунд тридцать и опустил рубильник, посылая вторую дозу разряда. Пит выгнулся, но на сей раз слабее, и было ясно, что его организм сдается. Во время второго разряда температура тела подскочила до двухсот градусов по Фаренгейту, и органы стали расплавляться. Из глазниц хлынула кровь.
Томпсон отключил генератор и попросил коронера проверить, умер ли осужденный. Тот не двинулся с места – стоял с открытым ртом и смотрел на дьявольское выражение лица Пита. Никса Гридли тошнило, но он сумел сделать над собой усилие и отвернуться. Майлз Труитт, который на том самом месте, где стоял электрический стул, убеждал присяжных вынести смертный приговор, впервые выступал свидетелем во время казни. Так же, как губернатор. Ради политических целей он будет продолжать поддерживать смертную казнь, но в душе станет желать ее отмены, хотя бы для белых осужденных.
Хоуп Пордью на балконе закрыл глаза и заплакал. В качестве главного свидетеля он выступал против мистера Бэннинга и теперь чувствовал себя виноватым в его смерти.
После первого потрясения репортеры пришли в себя и принялись бешено строчить.
– Сэр, будьте любезны…
Томпсон раздраженно взглянул на коронера, который наконец обрел способность двигаться. Со стетоскопом в руке, который он позаимствовал у врача, категорически отказавшегося даже приближаться к месту казни, коронер подошел к «старине-электрику» и прослушал сердце казненного. Из глазниц Пита текла кровь вперемежку с какой-то жидкостью, и его белая рубашка быстро меняла цвет. Коронер не понял, бьется или нет сердце, и правильно ли он пользуется стетоскопом. Он хотел одного: чтобы осужденный был мертв. Он достаточно насмотрелся ужасов. Даже если Пит еще не умер, то скоро непременно умрет. Коронер отступил на шаг и произнес:
– Сердце не бьется. Этот человек умер.
Томпсон вздохнул с облегчением: казнь прошла гладко. За исключением вопля, от которого чуть не вылетели стекла, и расплавившихся глаз, все остальное ему приходилось видеть и раньше. Пит был его тридцать восьмой жертвой. Палач успел понять: двух одинаковых казней не бывает. Казалось, все уже случалось: обугленная кожа, сломанные в агонии кости, но всегда находилось что-то иное. И хорошо, что данный случай для штата прошел успешно. Томпсон быстро ослабил крепление наголовника и снял его с головы. Затем набросил на лицо жертвы ткань, чтобы скрыть кровь. И продолжал расстегивать ремни. Майлз Труитт и губернатор с облегчением откланялись. Репортеры следили за каждой деталью.
Никс отвел Роя Лестера в сторону и сказал:
– Я задержусь здесь – отправлю тело в помещение для панихиды. Обещал Флорри известить ее, когда все закончится. Она у себя в красном коттедже с детьми. Поезжай, сообщи.
Помощник посмотрел на него увлажнившимися глазами – ему явно было не по себе – и ответил:
– Сделаю, босс.
Более ста лет Бэннинги хоронили своих покойников на семейном кладбище, на покатом склоне холма недалеко от красного коттеджа. Простые надгробия выстроились у подножия платана – дерева, которое находилось здесь столько же, сколько члены их семьи. Задолго до рождения Пита кладбищу присвоили название «Старый платан». И мертвые члены семьи были не то что мертвы – они просто отправились «домой» к «Старому платану».
В пятницу 11 июля в десять часов утра у «Старого платана» собралась небольшая группа людей. Они смотрели, как в могилу опускали на веревках простой деревянный гроб. Накануне яму вырыле четыре работника Бэннингов и теперь опускали в нее покойного.
Могильный камень лежал рядом, и на нем уже значились годы жизни усопшего: «Питер Джошуа Бэннинг (02.05.1903–10.07.1947). И ниже слова: «Верный воин Господа».
Вокруг могилы стояли пятнадцать белых в лучших нарядах. Пришли строго по приглашению, а список составил сам Пит. Он же назвал время начала церемонии, указав, какие читать цитаты из Библии и какова должна быть конструкция гроба. Среди приглашенных был Никс Гридли, Джон Уилбэнкс с женой, друзья и, разумеется, Флорри, Стелла и Джоэл. Позади стояли домашние помошники: Нинева, Эймос и Мариэтта. Еще дальше – около сорока негров разных возрастов, чьи жизни зависели от Пита. Сначала белые пытались держаться и не проявлять чувств, черные даже не старались – заплакали, как только увидели, как снимают с катафалка гроб. Мистер Пит был их хозяином и достойным человеком, и они не могли поверить, что он ушел из жизни. В сороковых годах в штате Миссисипи жизнь семьи чернокожего зависела от доброй или злой воли того, кто владел землей. Бэннинги всегда вели себя честно и берегли работников. Негры удивлялись логике закона белых. Убить одного из своих! Какой в этом смысл?
Сорок четыре года назад Нинева помогала принимать роды, когда на свет появлялся Пит, и теперь едва могла стоять. Эймос ее поддерживал и утешал.
Священник был пресвитерианец. Молодой студент богословия из Тупело, друг кого-то из друзей, он был почти никак не связан с округом Форд. Никто не знал, каким образом Пит нашел его. Он прочитал молитву, был весьма многословен, и к тому времени, когда закончил, Стелла снова была в слезах. Она стояла между тетей и братом, и те ее поддерживали за плечи. После молитвы священник прочитал двадцать третий псалом, затем коротко рассказал о жизни Пита Бэннинга. О войне он распространяться не стал, лишь упомянул, что покойный награжден орденами. О суде за убийство и его результатах не говорил, зато десять минут толковал о добродетели, всепрощении, справедливости и других понятиях, которые мог едва увязать с тем, о чем рассуждал. Подошла Мариэтта и спела а капелла две первые строфы из «О благодати». У нее был красивый голос, и она часто пела в красном коттедже.
