В первый день марша Пит и те, кто находился с ним рядом, насчитали в колонне три сотни человек, но это число постоянно менялось. Одни падали и умирали, кого-то убивали, кто-то к ним прибивался, их колонна постоянно смешивалась с другими.
В какой-то момент – затемно, но точное время они не знали, поскольку часы отобрали японцы – их привели на поляну и велели сесть. Японцы тоже проголодались и решили поужинать. Поев, они двинулись между рядов пленных с ведрами воды и давали каждому по маленькому черпачку. Вода была теплой, с известью, но все равно восхитительной. Каждый получил по липкому кому риса. Отбивная с жареным картофелем была бы, конечно, вкуснее.
Доедая «угощение», люди услышали на дороге пистолетные выстрелы и вскоре поняли, что произошло. За колонной шел «взвод стервятников», приканчивавших всех, кто не мог двигаться вперед.
Пища немного оживила чувства Пита, и он снова возмутился кощунственным убийствам военнопленных. Его испытание маршем смерти продолжалось шесть суток, и каждую ночь он и другие с ужасом слушали, как работает «взвод стервятников».
После нескольких часов сна на рисовом поле пленных разбудили, построили в колонну и погнали дальше. Отдых на многих повлиял так, что они больше не могли идти, но их подгоняли штыками.
Шоссе было заполнено пленными американцами и филиппинцами. На рассвете им снова встретилось много японских войск – пехоты и артиллерии. Путь вперед был закрыт, и их отвели на поле рядом с небольшой фермой. За сараем журчал на камнях ручеек с чистой, судя по всему, водой. Этот звук сводил с ума. Мука жаждой была чем-то большим, что многие могли выдержать. Решительно поднялся какой-то полковник и спросил, можно ли его людям попить. Охранник ударил его прикладом, и смельчак потерял сознание.
Не менее часа, пока вставало солнце, пленные сидели на корточках и слушали плеск ручья. Войска, поднимая клубы пыли, шли мимо. Охранники собрались у дороги позавтракать рисовыми лепешками и манго. Пока они ели, три филиппинских скаута подползли к ручью и погрузили лица в холодную воду. Один из охранников, оглянувшись, заметил их и, всполошившись, поднял остальных японцев. Не говоря ни слова, они подошли на двадцать футов к ручью, образовали импровизированную стрелковую шеренгу и расстреляли смельчаков.
Когда движение пехоты и техники на дороге стихло, пленных поспешно построили в колонну, и марш продолжился.
– Скоро будет еда, – сказал Питу охранник, и тот его чуть не поблагодарил.
Как бы ни сводило от голода желудок, жажда была мучительнее. Ближе к полудню рот и горло настолько пересохли, что Пит лишился способности говорить. Никто не мог, и колонна продолжала движение в мрачной тишине. Неподалеку от болота их остановили и приказали сесть. Охрана разрешила подходить к стоячей жиже и наполнять фляги коричневой, наполовину разбавленной морской, соленой, тошнотворной водой. Угроза заразиться дизентерией или чем-нибудь похуже людей не остановила, и они ее пили.
В середине дня пленных посадили на солнцепеке у какого-то строения, и на них повеяло запахом, который ни с чем не перепутать – кухни. Большинство из них за тридцать часов ели лишь раз, когда им дали по рисовому кому. Под самодельными навесами повара варили рис в баках на кострах. Пленные видели, как они добавляли в варево сосиски и куриное мясо и размешивали длинными деревянными ложками. За навесом был выгородок из колючей проволоки, в котором находились грязные, голодные филиппинские гражданские – вспомогательный персонал армии. Подошли еще охранники, и стало ясно, что здесь пункт их питания. Один взял несколько сосисок и швырнул за колючую проволоку. Филиппинцы, визжа, толкаясь и дерясь, кинулись за едой. Довольные японцы согнулись пополам от хохота. Развлечение лучше не придумаешь – другие тоже стали бросать за колючую проволоку куриные ноги и сосиски. Заключенные яростно дрались за падающую на землю еду.
Американцам не кидали ничего. Вместо ленча пришлось довольствоваться глотком гнилой воды и часом под солнцем. Марш продолжался весь долгий день, люди падали, и их бросали на дороге.
12 апреля, на второй день марша, пленные приблизились к городу Орани в тридцати милях от исходной точки похода. И для здоровых солдат серьезное испытание. Выжившие же считали чудом, что до сих пор держатся. Их увели с дороги в наспех построенный навес за колючей проволокой – загон для пятисот человек. Но когда подошла колонна Пита, там уже находилось не менее тысячи. Ни еды, ни воды, ни туалетов. Многие заключенные страдали от дизентерии, и испражнения с кровью и мочой липли к обуви. Повсюду личинки, лежать негде. Люди пытались спать, прижавшись спина к спине, но мышцы сводило, и они просыпались. Кричали помутившиеся рассудком. Обезвоженные, изможденные, голодающие люди теряли ощущение, где они и что делают. Многие бредили, застывая словно зомби.
И умирали. Впадали в кому и не просыпались. К восходу в лагере было много трупов. Когда японские офицеры увидели это, они не распорядились покормить и напоить еще живых, а вручили «самым здоровым» лопаты и приказали копать по краям забора мелкие могилы. Пит Сэл и Юнг еще могли хоть как-то двигаться и попали в число могильщиков.
Тихо помешанных сгоняли в деревянный сарай и велели не шуметь. Несколько находящихся в коме человек заживо похоронили – кто их разберет, то ли они умерли, то ли нет. Живых от мертвых отделяло несколько часов. Могильщики работали без отдыха – потери росли, и трупы сносили к колючей проволоке.
На рассвете открылись ворота, и охранники втащили на территорию лагеря мешки с вареным рисом. Пленным велели сесть аккуратными рядами и вытянуть руки, подставив ладони чашечкой. Каждый получил по черпаку клейкого риса – их первую «еду» за несколько дней. Потом их мелкими группами подвели к артезианскому колодцу и позволили наполнить фляги. Пища и вода успокоили на несколько часов, но солнце вернулось. И когда сгустилась жара, крики раздались с новой силой. Половину пленных вывели из-под навеса на дорогу. Марш продолжался.
Глава 26
После падения Батаана японцы предполагали воспользоваться полуостровом в качестве стратегической зоны для наступления на последний американский оплот – соседний остров Коррехидор. Для этого следовало быстро очистить пространство от взятых в плен американцев и филиппинцев. Согласно разработанному плану, их погнали шестидесятимильным маршем по старому шоссе к железнодорожной станции в Сан-Фернандо, откуда будут доставлять на поездах к местам заключения, в том числе в Форд-О’Доннел – превращенную лагерь для военнопленных филиппинскую крепость.
Но уже через несколько часов после американской капитуляции японцы поняли, что серьезно просчитались. На полуострове остались семьдесят шесть тысяч пленных военнослужащих и двадцать шесть тысяч гражданских. Куда бы ни обернулись японцы, взгляд повсюду натыкался на голодных, страдающих от жажды пленных солдат. Почему враг сдался, если у него было столько людей? Куда подевалась их воля к борьбе? Победители не могли скрыть ненависти и презрения к побежденным.
Марш продолжался, колонны на дорогах росли, и охране приходилось подгонять едва тащившихся людей. Времени не было ни на еду, ни на отдых, ни на то, чтобы подобрать, похоронить умерших или побеспокоиться об отставших. Генералы велели спешить. Офицеры лупили солдат, а те, в свою очередь, вымещали злость на пленных. По мере того как колонна увеличивалась и замедляла движение, жестокость росла, однако от этого возникал еще больший беспорядок. В канавах и на полях валялись трупы и разлагались под сияющим солнцем. Над ними кружили черные тучи мух, они манили голодных свиней и собак. На заборах сидели и терпеливо ждали очереди стаи ворон, а некоторые уже сообразили сопровождать колонны и мучили своим видом пленных.
