– Гавальдон. Это же… Гавальдон!
– Во всяком случае, его зарождение, – подтвердил Мерлин.
И тут Агате вдруг все стало понятно:
– Каждая переделанная на новый лад старая сказка приближает Зло к миру читателей. Так сказал Директор школы.
– Причем приближает в буквальном смысле, – добавил волшебник. – Похоже, ваши друзья-читатели уже читают его обновленные сказки.
При этих словах одинаково смутились обе – и Агата, и Софи.
– Видите ли, пока читатели верили старым волшебным сказкам, где Добро всегда одерживает победу над Злом, Директору не было доступа в их мир. Тогда он мог лишь раз в четыре года забирать двух подростков в свою школу. В этом проявлялась слабость его положения, в чем он сам признался Агате, – сказал Мерлин, внимательно рассматривая призрачный городок на горизонте. – Но как только читатели стали читать сказки с новыми окончаниями, они начали терять веру в Добро, и от этого их мир стал все больше приближаться к цепким рукам Директора. С гибелью каждого старого сказочного героя будет ослабевать барьер, защищающий мир читателей от мира Бескрайних лесов… Мираж будет становиться все более реальным… И наконец его ворота откроются, впуская армию Тьмы в мир читателей. В вашем городке имеется то, что необходимо Директору, чтобы закончить вашу волшебную сказку. Что-то такое, что навсегда погубит Добро. И он несомненно найдет это и завладеет тем, что необходимо для окончательной победы Зла… если мы не уничтожим это кольцо.
Мерлин, Агата и Тедрос дружно обернулись к Софи.
– Я не понимаю, Софи, – сказал Тедрос, глядя на золотую полоску на ее пальце. – Чего ты, собственно, ждешь? Почему тянешь время?
– Тедди, дорогой, ты только взгляни! – заворковала Софи, поспешно уводя разговор в сторону и оставляя заданные принцем вопросы повисшими в воздухе. – Мерлин приготовил для нас чудесный обед! Я думаю, ты ужасно проголодался! – Затем она взглянула на Агату и добавила, суетливо переставляя тарелки: – А вам с Мерлином давно уже пора быть в пути, не так ли, Агги? Сама знаешь, нам нельзя собираться всем вместе – злодеи могут увидеть.
Агата заметила, что Мерлин собирается что-то объяснить Софи – наверное, про здешних фей, – и легонько толкнула его в бок. Старый маг понимающе усмехнулся и промолчал.
Чуть позже Агата и Мерлин миновали оставленную жителями приозерную деревню Уртур, то и дело перепрыгивая через блестевшие у них под ногами лужи. Мерлин прыгал с наслаждением, высоко задрав полы мантии, из-под которой виднелись его ярко-зеленые клетчатые носки. Иногда он сам или Агата не допрыгивали до края лужи, и тогда у них из-под ног летели брызги ледяной воды, а старый маг и темноволосая девушка принимались радостно визжать, словно дети, играющие в «лягушка, лягушка, скакни на бережок».
Впрочем, улыбался Мерлин не только – и не столько – потому, что ему нравилось прыгать через лужи.
Он улыбался, глядя на Агату.
И опять-таки не только потому, что она дала своим друзьям возможность свободно общаться наедине. И не над собой он смеялся: дескать, вот тоже старый дурак – вместе с девчонкой через лужи прыгает!
Нет, улыбался Мерлин потому, что вот уже четыре часа прошло с тех пор, как они оставили Софи с Тедросом на вершине холма, а Агата ни разу – ни разу! – за все это время не оглянулась назад.
23. Две королевы
Софи наблюдала за фигуркой Агаты. Та становилась все меньше, меньше и наконец превратилась в едва различимое пятнышко.
– Софи, мне нужно в кустики!
– Но здесь, на вершине, нет никаких кустиков, – ответила Софи, поворачиваясь к Тедросу.
– Ну тогда… отвернись, что ли…
– Даже если отвернусь, все буду слышать.
– Но что же мне делать?
– Спустись немного по склону, там этих кустиков пруд пруди.
– Но как я могу оставить тебя здесь одну, пусть и ненадолго, и даже под защитой фей-невидимок? – возразил Тедрос, переминаясь с ноги на ногу. – А если покажутся ожившие мертвецы?
– Спасибо, но я сама как-нибудь сумею себя защитить. К тому же, дорогой, много ли от тебя проку, если ты будешь вот так пританцовывать перед злодеями на одной ножке? – Софи потянулась за веточкой кресс-салата, но не для того, чтобы съесть его, а чтобы посмотреть, как листочки волшебным образом сами собой понемногу исчезают в воздухе. – Давай иди, и поторопись, пока сюда не явился Хорт и не вызвал тебя на дуэль.
– Ладно, – сказал Тедрос. – Смотри только весь пирог не ешь, оставь хоть немного.
Софи жеманно улыбнулась, провожая глазами метнувшегося вниз по склону принца. Затем перевела взгляд на неясные контуры все еще отделенного от Бескрайних лесов защитным барьером Гавальдона и перестала улыбаться. Кольцо Рафала на пальце вдруг показалось ей непомерно тяжелым.
«Я должна поскорее уничтожить его, – подумала Софи. – Все беды из-за меня. Из-за меня гибнут герои старых сказок. Из-за меня добрые сказки становятся злыми. Из-за меня в опасности оказались мои все читатели. Возьми Экскалибур, Софи, и расколошмать это кольцо прямо здесь и сейчас, пока Рафал не добрался до Гавальдона. Расколошмать его, девочка, и все сразу будет хорошо – твоя сказка закроется, солнышко ярко засветит, Добро и Зло вернутся на свои вечные исходные позиции…»
Софи нервно откусила кусок пирога. Потом еще один…
Нет, не может она этого сделать, не может.
Ей нужно сначала получить поцелуй Тедроса.
И как только Тедрос поцелует ее, так сразу и поймет, что они самой судьбой предназначены друг для друга, и ясно это было с того момента, когда их взгляды впервые встретились во время праздника в школьном театре.
А уничтожить кольцо без поцелуя Тедроса Софи никак не могла – ведь это означало бы оставить под вопросом ее «долго и счастливо», верно? Так что не важно, сколько жизней сказочных героев поставлено на кон – собственное счастье для нее важнее.
Так что совершать героические подвиги Софи желанием не горела и становиться мученицей не рвалась. Теоретически стать мученицей – значит совершить добрый поступок, но в реальности такие жертвы Софи считала бессмысленными и безумными. Нет, никто не имеет права требовать, чтобы она добровольно принесла в жертву свою истинную любовь, даже если от этого будет зависеть будущее всего Добра. Этого может потребовать разве что сумасшедший, но на то он и сумасшедший.
«А вот Агата смогла бы пойти на такую жертву», – подумала Софи.
Да, Агата готова ради спасения Добра сделать что угодно, даже оставить свою лучшую подругу наедине со своим обожаемым Тедросом и дать им шанс на их «долго и счастливо», рискуя при этом своим собственным… Между прочим, когда Софи оказалась примерно в той же ситуации, она была готова убить Агату. Причем не на словах, а на самом деле.
