— Ну да, моя жена немного понимает русский язык, совсем чуть-чуть.
— И что? Мы же не знаем, какие были отношения у Ольги с матерью, — фыркнула я, вспомнив, что говорил о старой даме Вениамин.
Анри с опаской посмотрел на лестницу, потом наклонился к стойке и прошептал Степе на ухо:
— Если честно, мадам Ирина — женщина со странностями. Иногда мне трудно ее понять, но кто их, русских, вообще понимает? Она может месяцами безвылазно сидеть в своей комнате, а то возьмет и уйдет на целый день. Возвращается довольная. А неделю назад, перед своим отъездом мадам Ольга вообще поругалась с матерью. Я слышал. Не громко, но можно было понять, что они недовольны друг другом. Что они не поделили, не знаю.
— Кстати, а как мадам Ирина восприняла известие о смерти дочери?
— Как? Разумеется, плохо. Они хоть и ссорились в последнее время, но дочь есть дочь. Полночи Эмма отпаивала мадам Ирину сердечными каплями, а утром мадам послала мою жену в магазин за черным кружевом. Еще попросила купить ей черные туфли и снотворное. Мы даже подумали: не хочет ли она отправиться на тот свет вслед за дочерью? Эмма посоветовалась с врачом и купила для хозяйки самые безобидные капли, которыми нельзя отравиться. Но потом мадам Ирине стало легче. Она даже спустилась вниз, чтобы пообедать, хотя обычно еду ей приносят в комнату.
— Она предпочитает есть в одиночестве?
Анри не успел ничего нам ответить. Случайно бросив взгляд поверх наших голов, он застыл, как будто его застали на месте преступления.
— Анри! — окликнула его женщина, стоящая на верхней ступеньке лестницы.
Поверх ее синего платья был надет белый передник, на руках — белые перчатки. Не сложно было сообразить, что это и есть Эмма, жена Анри и горничная отеля в одном лице. Женщина, несмотря на маленький рост и излишнюю худобу, имела довольно грозный вид и явно была недовольна мужем. Кажется, ей не понравилось, что он так долго болтает с нами, более того, обсуждает своих хозяев. Сведя брови на переносице, она шикнула на мужа. Слова Эммы мы не разобрали, но по интонации догадались: она требует, чтобы ее муж тотчас поднялся к ней.
— Пардон, мадам. Мне нужно отлучиться на минуту, — попросил прощения Анри и тут же словно ужаленный, перескакивая через ступеньки, бросился к жене.
— По-моему, он боится жены как черт ладана, — усмехнулась я, исподтишка подсматривая за супругами.
— Маленькая фурия, — охарактеризовала Эмму Степа. — Такая из мухи слона слепит. Может, и правда, пойти пообедать?
Глава 8
Вряд ли помещение, в котором Анри предлагал нам отобедать, в полном смысле этого слова, можно было назвать рестораном. Эта комната больше была похожа на столовую в большом загородном доме, в котором проживает многочисленная семья.
Здесь не было ни официантов в белых длинных фартуках, ни барной стойки, ни отдельных столиков. Мы увидели всего один длинный стол, за которым могли поместиться человек двадцать, а то и больше. Только сейчас за столом я насчитала шесть человек, а он был занят всего на четверть. Вдоль стены стоял огромный резной сервант, на открытых полках которого была выставлена старинная посуда, надо думать, являющаяся гордостью хозяев.
— Вы пришли пообедать?
Я повернула голову. Рядом с дверью стояла женщина в белом переднике и накрахмаленном кокошнике, утонувшем в пышной прическе.
— Присаживайтесь, я принесу горячее. Вы будете утку или бифштекс?
— Утку, — ответила Степа.
Гости отеля сосредоточились на одном конце стола. Вторая половина была совершенно свободна. Мы не стали садиться особняком, а выбрали место напротив Куропаткина, рассчитывая на то, что он представит нас присутствующим.
— Приятного аппетита, — громко сказала я.
— Спасибо, — практически хором ответили собравшиеся здесь люди.
Все с интересом стали разглядывать меня и Степу. Я уже хотела сама отрекомендоваться, но инициативу перехватил Вениамин:
— Познакомьтесь. Это мои подруги. Марина и Стефания.
— А я Валерий Соколов, — представился толстячек с выбритой под бильярдный шар головой. — А это мой друг Стас.
— Тарасов, — блондин с собранными в хвост волосами посмотрел на нас поверх тонкой золотой оправы и натянуто улыбнулся, оголив при этом безукоризненно стройный ряд явно неродных зубов.
Первый мужчина показался мне весельчаком, второй — задавакой. Он без стеснения демонстрировал перед нами не только фарфоровые зубы, но и дорогущие часы известной марки. Мало того, что он закатил рукава пуловера почти по локоть, так еще то и дело поглядывал на циферблат, любуясь часиками — разве что к уху не прикладывал, чтобы послушать, как они тикают.
Рядом с Веней сидела своеобразная парочка. Оба длинноволосые, худые и угловатые. Женщина была одета в бесформенную толстовку серого цвета, которая делала ее похожей на серую мышь. Если бы не большое количество разноцветных браслетов на запястьях и алый шелковый шарф, хитро повязанный вокруг головы, она бы мне не запомнилась. Черты ее лица были невыразительными: самый обычный нос, средней полноты губы, глаза неопределенного цвета, или карие, или зеленоватые. И ни грамма косметики! Такие лица в память не врезаются. Мужчина ей соответствовал, и он бы мне не запомнился, если бы не надпись на футболке — «СССР».
— Дмитрий Петров, — представился он. — А это Вика.
Серая мышь в браслетах кивнула головой.
За столом находилась еще одна женщина — тучная дама пенсионного возраста. Назвать свое имя она не пожелала. Как только мне и Степе принесли еду, и мы приступили к трапезе, она отставила пустую тарелку, тяжело поднялась, опираясь руками о край стола, и, не прощаясь, вышла из комнаты. С ее уходом напряжение спало. Валерий потянулся к початой бутылке с вином, налил себе и Стасу, потом вопросительно посмотрел на меня и Степу:
— Может, за знакомство?
Не дожидаясь моего ответа, он плеснул в мой бокал красного вина.
— Спасибо, — поблагодарила я и, перехватив взгляд Куропаткина, спросила: — А кто эта женщина, которая только что вышла?
— Эта? Мать хозяйки гостиницы, — пояснил он. — Ирина Леонидовна.
— Разве Леонидовна? — перепросил Дмитрий. — Аркадьевна! Интересная старуха. Надо же, как держится! Дочь потеряла и при этом слезинки не проронила!
Вика, пожав плечами, от комментариев отказалась. Зато Стас не смолчал:
— Да не в себе она! Разве незаметно?
— Это как посмотреть. Если у человека горе, естественно, он ведет себя как-то иначе, — напомнил Дмитрий. — И каждый переживает свое горе по-разному. …. Эта — кремень!
— Да? А если она по жизни такая? — спросил Стас, совершенно не стесняясь присутствия официантки. Впрочем, вряд ли она что-либо понимала. — В первый день я и Валерий спустились к ужину раньше всех. Пришла мадам, села — и не произнесла ни слова. Мы с Валеркой между собой разговаривали. Она явно прислушивалась к нашему разговору, но делала вид, что нас как будто и нет. Странно, да? Столько времени не видела соотечественников! Я пытался с ней заговорить, но дамочка изобразила из себя глухонемую.
