— Вполне возможно, Василий не хотел обманывать своих компаньонов.
— Как же! — резко ответила Алина. Она заведомо не верила в честность Василия, и у нее были на то основания.
Как-то года четыре назад она отдыхала у Оксаны. Василий занял у нее значительную сумму, якобы на подарок Оксане ко дню рождения, обещал вернуть через три дня, вместо этого не появился в гостинице до самого Алининого отъезда. Алина постеснялась рассказать Оксане о том, что Василий взял деньги и не отдал.
— Алина, надо поехать в Дрогобыч и узнать адрес Степана Остапенко. Вдруг Василий действительно собирался пустить в бизнес папенькины деньги?
— Ага, на ветер он собирался их пустить, — хмыкнула Алина. — Не забывай, что Василий любитель шикануть в ресторанах.
— С Радой не зашикуешь.
— Как хочешь, можно и съездить. Наш автобус.
Оксану мы застали в крайней степени уныния. Она сидела на диване и время от времени протяжно вздыхала, глядя в одну точку. Откуда-то из закромов, на комоде в гостиной возникла семейная фотография в рамке, на которой в обнимку стояли она, Василий и Лиля. Снимок был сделан два года назад в Одессе.
— Долго сидеть собираешься? — поинтересовалась Алина.
Я была более деликатна. Чтобы отвлечь Оксану от грустных мыслей, спросила:
— Что будем ужинать?
— Мне все равно, — вяло ответила она.
— Нормально, — воскликнула Алина. — Мы ради нее сорвались с места. Носимся по городу как соленые зайцы. Я сына вторую неделю не вижу, а она: «Мне все равно». А мне — нет! Имею я право, хоть раз в день полноценно поесть? Хозяйка, ваше гостеприимство приравнивается к нулю.
— Вы простите меня, — спохватилась Оксана. — Никак не могу отойти от похорон. Так Васю жалко.
— Он много тебя жалел?
Оксана перевела разговор на еду:
— Что приготовить? Блины? Пельмени? А может картошечку пожарить?
— Картошечку, — передразнила ее Алина. — Мяса нет?
— Нет мяса, — Оксана перевела взгляд на меня. — Марина не купила.
— Тогда картошечку, — смерилась с небольшим выбором Алина.
Через час Оксана позвала нас в столовую. В центре стола парила картошка, рядом стояли маринованные грибы, бочковые огурцы и тонко нарезанное копченое сало. Была и открытая бутылка красного вина.
Как я и предполагала, Оксана захотела помянуть Васю:
— Пусть земля ему будет пухом, — сказала она и залпом выпила полфужера вина.
— Царство небесное, — поддержали хозяйку мы.
— Оксана, мы завтра хотим съездить в Дрогобыч, — приоткрыла я Оксане наши планы. — Ты помнишь, где жили дедушка и бабушка Василя?
— Они давно умерли, — быстро ответила Оксана.
— Это мы знаем. Нам нужен адрес Степана Остапенко. Хотим его разыскать. Не по-человечески это: сын в могиле, а отец ничего не знает.
Оксана поперхнулась крошкой и закашлялась. Лицо ее побагровело. Мне пришлось подскочить к ней и изо всей силы хлопнуть ладонью по спине.
— Спасибо. Вам незачем ехать в Дрогобыч. Степан от сына отказался. Да я вам рассказывала. Василий деньги просил, отец ему отказал. С этого момента их пути-дороги разошлись в разные стороны. Вам незачем искать Остапа. Сын отказался от отца, отец — от сына.
— Не уверена, — покачала я головой. — Оксана, с тех пор, как Василий ушел от тебя, кое-что изменилось. Твой бывший муж ехал в Египет с намерениями создать египетско-украинскую фирму. Хотел поставлять сюда, в Трускавец, кожаную галантерею и золотые изделия. Он даже компаньонов себе нашел: Ярослава и Лидию Годжик.
— Да? — Оксана удивленно вскинула брови. — Египетско-украинскую фирму? На какие шиши?
— Лидия говорит, что Василий хвастался папенькиными денежками.
— Не может быть!
— Да почему — не может? Старик на старости лет вспомнил, что у него есть сын.
— Не такой уж он старик, — возразила Оксана. — Степану чуть больше шестидесяти. И с Васькой у него никогда хороших отношений не было.
— Оксана, ты знаешь, где жили Остапенко в Дрогобыче? — не сдержалась я, подозревая, что она намеренно не дает нам адрес Степана.
— Нет, — ответила она с извиняющейся улыбкой на губах. Надо сказать, улыбка у нее получилась глупая, даже глупейшая. Я поймала себя на мысли, что Оксана нам врет.
— Допустим. А где живет Михаил Иванович, помнишь? — спросила я, жалея о том, что мы не догадались спросить адрес у него самого.
— Михаил Иванович? Какой Михаил Иванович? Ах, тот… Откуда мне знать, где он живет? Да я с ним практически не знакома.
— Так уж? Вчера ты его помнила, а сегодня — нет? Говорила, что он хороший дядька, а сегодня — «практически не знакома»? Оксана, у тебя склероз? Что произошло за день?
— Васю хоронили, — протянула она.
— Мы сейчас говорим не о Васе, а о Михаиле Ивановиче. С чего это ты так быстро его забыла?
— Хорошо-хорошо, он пару раз останавливался в моей гостинице, но я не имею обыкновение заводить с постояльцами дружбу. Вы не в счет. С Михаилом Ивановичем у нас шапочное знакомство. «Здравствуйте» и «до свидания» — не более того.
— Вот как! А сегодня вам нашлось о чем поговорить, — наседала я. — Сегодня на похоронах вы вместе вышли из квартиры Рады и достаточно долго беседовали. Хотелось бы знать, о чем?
— Он мне выразил свои соболезнования.
— Двадцать минут выражал?
— Нет, потом круиз вспомнили. Как все хорошо начиналось… — Оксана замолчала.
— И?
— Что «и»? Что вы ко мне пристали? — неожиданно разозлилась она и резко встала из-за стола. — Надоели! У меня голова болит, а вы со своими расспросами. Нет Василя, и на этом надо поставить точку! — Взгляд ее метался по комнате, словно она искала предмет потяжелее, чтобы грохнуть с треском о пол. Взяв себя руки, Оксана сказала: — Пойду, прилягу. Лиля, тебе уроки надо делать. Завтра ты идешь в школу, — в сердцах напомнила она дочери.
Прервав ужин, Лиля молча поднялась, схватила со стола горбушку хлеба и вышла из комнаты. Оксана, посмотрев на стол, сухо сказала:
— Вы кушайте, посуду я уберу позже.
Некоторое время мы прислушивались к шагам Оксаны, поднимающейся по лестнице в свою комнату. Едва шаги стихли, Алина спросила:
— Что с ней? Какая муха ее укусила? Почему упоминание имени Михаила Ивановича заставило ее так волноваться? Не хочет, чтобы мы проводили дальнейшее расследование? Вид у нее был такой, будто мы здесь лишние. Того гляди, попросит нас уехать.
— Это после разговора с Михаилом Ивановичем она так изменилась, — ответила я Алине. — Очевидно, разговор с ним Оксане был весьма неприятен. Она до сих пор под впечатлением.
