Результат иностранного вторжения не всегда оказывался невыгодным для ганзейских городов. Рост торговли был выгоден для них; некоторые бюргеры богатели, вступая в компании с иностранцами. Наиболее пагубно такой порядок сказывался на тех ганзейских купцах, которые теряли свою роль посредников, когда иностранцы начинали напрямую вести дела с производителями, и на судовладельцах, которым трудно было найти фрахтователей для своих кораблей. Многие купцы, помня о своем былом величии, не слишком хотели превращаться в простых агентов или представителей иностранных компаний. Разрываясь между этими противоборствующими интересами, каждый город вел довольно нерешительную экономическую политику. В целом в выигрыше оказался традиционный консерватизм Ганзы, чьи самые пылкие поборники были прочно связаны с такими обществами, как Englandsfahrer в Гамбурге или Schonenfahrer в Любеке. Кёльн, Рига и Любек ужесточали свои торговые законодательства, ввели более строгие «гостевые законы» и запрещали своим гражданам вступать в компании с иностранцами. Однако в других городах, особенно в Гамбурге, правил новый дух. Традиционная система корпоративной организации, основанная на точнейших и подробнейших правилах, общих для всех ганзейских городов, сменялась небольшими группами, более гибкими, в одном смысле более местническими, но более восприимчивыми к проектам, которые подразумевали международное сотрудничество.
Новый дух ярко проявился в фирме Лойтц из Штеттина, которая наиболее активно действовала в 1550–1575 гг. Это была очень влиятельная ганзейская компания, единственная, которую можно сравнить с крупными компаниями с юга Германии и из Нидерландов по объему операций, монополистическим наклонностям и операциям с правителями, от которых компания получала много привилегий.
Дом Лойтц действовал с середины XVI в. и разбогател за три поколения на торговле сельдью. В середине XVI в. компанией управляли четыре брата. Штаб-квартира компании находилась в Штеттине, однако основные операции проводились в Данциге. Кроме того, фирма поддерживала тесные связи с югом Германии. Компания имела агентов по всей Центральной и Северной Европе, в Кракове, Бреслау, Лейпциге, Праге, Франкфурте-на-Одере, Любеке, Гамбурге и Антверпене, Копенгагене и Кальмаре.
Компания стремилась захватить монополию на импорт соли на северо-восток. Поэтому Стефан Лойтц обосновался в Люнебурге и пытался, правда безуспешно, завладеть продукцией тамошних соляных месторождений. Лойтцам удалось приобрести у императора право на продажу соли в Силезии, у маркграфа Бранденбургского – льготы на транзит через его территорию и у короля Польши – на разработку галицийских соляных месторождений. Важной отраслью их деятельности была торговля металлами, особенно медью, для чего Лойтцы вступали в компании с фирмами из окрестностей Гарца и Мансфельда. Кроме того, они держали концессии в Швеции и Трансильвании. Они действовали и во многих других областях. Например, они получили у короля Дании право монопольно торговать исландской серой. Кроме того, они обладали почти монопольными правами на продукцию литовских лесов.
Естественно, дом Лойтцев принимал участие в торговле зерном. С этой целью Лойтцы поддерживали тесные отношения с померанской и прусской знатью. Дочь Михаэля Лойтца вышла замуж за «солдата удачи», полковника Рейнгольда фон Крокова, который принимал участие в некоторых весьма рискованных спекуляциях. Стефан Лойтц в 1556 г. получил охранную грамоту от Генриха II, короля Франции, на перевозку в Марсель партию из 2000 ластов зерна, причем часть этой партии была помещена на склады. Из-за своих спекулятивных предприятий и крупных сумм, которые они ссужали правителей, как правило, несостоятельных должников, Лойтцы попали в волну банкротств, которая в то время пронеслась по Европе. В 1570 г. Карл IX, король Франции, был должен Крокову полмиллиона гульденов, маркграф Бранденбурга – 200 тысяч талеров, померанские князья – 100 тысяч талеров и король Польши – почти 300 тысяч талеров. После смерти короля Польши в 1572 г. компания приостановила платежи. Ее задолженность составила 2 млн талеров. Стефан Лойтц бежал в Люнебург, где тщетно пытался восстановить свое состояние. Спекулятивные предприятия снова плохо кончились для ганзейских купцов.
Великие ганзейские города
В 1550–1650 гг. главные ганзейские города, хотя и в разной степени, получали выгоду от растущего процветания, свойственного тому периоду, от общего роста товарооборота и развития торговых отношений с Испанией.
Казалось, Кёльн идеально расположен для того, чтобы получить львиную долю наследия Антверпена. Близость к Нидерландам, прочные экономические связи с Франкфуртом, Италией, Англией и странами Балтии, но главное, Биржа, основанная в 1556 г., делали Кёльн первым прибежищем для многих зарубежных компаний, особенно тех, которые принадлежали католикам, бежавшим от революции в Нидерландах. Самыми малочисленными из этих беженцев оказались португальцы, несмотря на официальный перенос «португальской нации» в Кёльн в 1578 г. Гражданство Кёльна получили лишь от 15 до 35 крупных португальских купцов; самыми богатыми из них были братья Хименес. Воспользовавшись связями с Португалией и Индией, новоприбывшие вскоре сумели монополизировать торговлю пряностями и часть торговли драгоценными металлами. Затем они переключились на торговлю зерном между Балтикой и Испанией. Хотя вначале им оказали теплый прием, вскоре их успехи вызвали недоверие и обструкцию городского совета, который порицал их за мошенничество. После того как испанцы отвоевали южную часть Нидерландов и восстановили там католицизм, португальцы с радостью вернулись в Антверпен. В Кёльне они пробыли не более 10 лет. Город не сумел удержать их и получить выгоду от их инициативы.
Более многочисленными оказались итальянцы, которые прибывали в Кёльн в 1578–1585 гг., не только из Антверпена и Нидерландов, но и из Италии, следуя традиции, уходящей в XIII в. В Кёльне насчитывалось около 40 итальянских компаний, в которых всего трудились около 300 человек. Они торговали как на суше, так и на море; в основном они вывозили английское и фламандское сукно в Италию и импортировали итальянский шелк и шелковые ткани. Но их интересовали и балтийское зерно, и меха, и оружие. О росте их товарооборота свидетельствуют акцизные ведомости и сводки о «сотом пенни», налоге, созданном в 1589 г. для пополнения городской казны. В 1583 г. через их руки прошло шерсти на сумму в 480 тысяч талеров или 120 тысяч фламандских фунтов. В последнее десятилетие XVI в. они управляли до 30 % всей торговли в Кёльне, а может быть, и больше, если принимать во внимание их горячо осуждаемое умение уклоняться от уплаты налогов. Подобно португальцам, итальянцы наталкивались на враждебность горожан, которые обвиняли их в том, что они уничтожают местную шелковую промышленность. Итальянцев же злили мелочные нападки, которые сопровождали взимание налога в «сотый пенни». К тому же их самые крупные компании обанкротились: Навароли в 1602 г., Лукини в 1604 г., Морикони в 1618 г. Впоследствии итальянцы постепенно покидали Кёльн, которые не предложил им возможностей, на которые они рассчитывали. Их пребывание, хотя и не столь краткое, как пребывание португальцев, осталось эпизодом, который не оказал постоянного воздействия на экономическую жизнь города.
