Их самое важное предприятие, Венецианская компания, также не было успешным. Компанию основали в 1407 г. с капиталом в 5 тысяч марок (800 фунтов гроот), разделенным на пять долей. Главными партнерами стали Хильдебранд Векинхузен в Брюгге и Петер Карбов в Венеции. Последний экспортировал на север – как по воде, так и посуху – специи, хлопок и шелк и получал от своего партнера английское сукно, янтарные четки и, главное, меха
[25]. Сначала компания процветала. В 1409 г. капитал повысили до 11 тысяч марок. В 1411 г. Карбов написал, что он отправил товаров стоимостью в 70 тысяч дукатов (дукат был приблизительно равен марке) и получил товаров на сумму в 53 тысячи дукатов. Но после того много раз бывало наоборот. Увлеченный успехом, Карбов опрометчиво скупал специи, выписывая слишком много переводных векселей на своего партнера. Обманутый поставщиком, он потерял 1500 дукатов. В Германии одного из партнеров ограбили на 1700 гульденов и посадили в тюрьму. Партнеры ссорились, подавали друг на друга в суд. Товарищество окончилось при не вполне ясных обстоятельствах, однако оно явно было убыточным.
Хильдебранд, несмотря на предостережения брата, продолжал вступать в новые предприятия. В октябре 1418 г. он за десять дней купил в кредит более 11 тысяч шкурок. В 1420 г., услышав, что на востоке наблюдается дефицит соли, он закупил крупную партию соли во Франции. Судя по всему, проект не принес ему такой прибыли, на какую он надеялся. Кроме того, он понес убытки из-за испорченной партии фиг и риса. В 1417 г. он участвовал в предоставлении займа в 3 тысячи крон императору Священной Римской империи Сигизмунду, выплаты по которому постоянно откладывались.
Обычно замыслы Хильдебранда срывались из-за его опрометчивости. Во втором десятилетии XV в. дело усугубилось из-за неблагоприятной конъюнктуры. К тому же к тому времени относятся такие события, как внутриганзейский кризис, вызванный свержением патрициата в Любеке, запрет торговли с Венецией, провозглашенный Сигизмундом в 1417 г., а после 1419 г. – испано-ганзейский конфликт. Повсюду рынки были перенасыщены. Письма Векинхузенов полны жалоб на трудности со сбытом товаров: мехов и янтаря в Венеции; русского воска и норвежской рыбы во Франкфурте, которую служащим приходилось на свой страх и риск продавать дальше, в Майнце и Страсбурге; южных фруктов и специй в Ревеле и Новгороде; сукна и квасцов в Любеке и Данциге.
Видимо, в 1419 г. репутация Хильдебранда еще не пострадала, поскольку тогда его выбрали старшиной Любекской трети брюггской конторы. Но его финансовое положение стремительно ухудшалось, и ему пришлось занимать деньги у некоего проживавшего в Брюгге ломбардца. Зиверт тщетно умолял Хильдебранда вернуться в Любек, надеясь, что там он сумеет излечить брата от его склонности к спекуляциям. В 1422 г., после жалобы, поданной его домохозяином, Хильдебранда арестовали и посадили в долговую тюрьму. Ни его родственники, ни контора, ни Любек не горели желанием платить за него залог, и его освободили лишь через 3 года. Обесчещенный и ожесточенный против родни, он вернулся в Любек, где спустя короткое время умер.
То, что Хильдебранд сам виноват в своих несчастьях, видно по жизненному пути его брата, гораздо более осмотрительного человека. По возвращении в Любек в 1418 г. он купил недвижимость с целью инвестиций, долю в соляном месторождении в Ольдесло и заключил ряд выгодных сделок, в особенности после того, как вступил в монополистическую гильдию изготовителей четок. Он так преуспевал, что в 1431 г. его приняли в патрицианское Круговое общество. Если бы он вскоре не умер, он наверняка стал бы членом городского совета.
В Генрихе Касторпе (ок. 1420–1488) мы снова встречаем классический тип крупного любекского купца, который занимал высшие должности и играл важную роль в политике. Он родился в Дортмунде и поселился в Любеке лишь в тридцатилетием возрасте. Таким образом, он стал одним из многих недавних иммигрантов, который благодаря своему богатству и деловым связям достиг наивысшего ранга в принявшем его городе. Касторп тоже начинал свою карьеру с долгого проживания в Брюгге (1441–1450), а в Любек переехал в 1450 г. Его возвышение было стремительным. Он женился на дочери Энгельбрехта Векинхузена, племянника Хильдебранда, его приняли в Купеческую компанию, затем в Круговое общество. Начиная с 1462 г. он был городским советником, а десять лет спустя стал бургомистром. Его второй женой была Керкринг, дочь одного из самых уважаемых горожан. Будучи человеком религиозного склада и испытывая особую преданность к святой Анне, Касторп славился своей интеллектуальностью, качеством довольно необычным для ганзейских купцов. Он читал и коллекционировал летописи и книги по истории.
Его деятельность, менее экстенсивная, чем у Векинхузенов, известна не так подробно, так как его бухгалтерские книги не сохранились. Особенно активно он действовал в 1450–1470 гг., в основном в трех областях: во Фландрии, на Востоке (в Пруссии и Ливонии) и в Бранденбурге. Обычно он торговал в компании со своим братом Гансом, который вначале был гражданином Ревеля, а затем получил гражданство Любека. Генрих разбогател на типично ганзейской торговле между Востоком и Западом, которая велась через Любек. Фламандское, голландское и английское сукно, растительное масло и южные фрукты, соль из Бурньёфа покупались и экспортировались в Данциг, Ревель и Новгород, где обменивались на воск и меха. Отдельные источники свидетельствуют о торговле с Эрфуртом и Нюрнбергом. Кроме того, Касторпов связывают с одной компанией в Брауншвейге, которая отправляла английское сукно в Бранденбург, а назад привозила воск. Конфискация партии стоимостью в 5 с лишним тысяч марок в 1463 г. стала причиной судебного разбирательства, которое длилось 24 года. Судя по всему, Касторпы так и не получили требуемого ими возмещения ущерба.
Следуя классической линии развития недавно разбогатевших купцов, братья Касторпы постепенно отходили от торговли, которая ранее составляла средоточие их интересов, и занялись инвестициями в кредитные и рентные операции. В 1461 г. Генрих, Ганс и еще четыре гражданина Любека образовали товарищество с намерением учредить муниципальный банк. Городской совет требовал гарантии в размере 6 тысяч марок; похоже, что дела у их предприятия шли плохо, потому что через десять лет оно прекратило свою деятельность. В том же году Касторп и еще двое жителей Любека ссудили 3 тысячи марок королю Дании, который отдал им в залог свою корону. Другие займы, один на 2600 марок, были предоставлены разным купцам. Покупка ренты, начавшаяся в 1456 г., существенно выросла к 1473 г. Касторпы приобрели в городе 40 домов и сдавали их, получая доход в размере 716 марок. Если учесть, что в то время обычной для Любека считалась ставка в 5 %, такие вложения соответствовали инвестициям в размере 14 330 марок. Приблизительная оценка стоимости других его источников дохода, недвижимости, движимого имущества и капитала, вложенного в коммерческие предприятия, дает цифру в 25 тысяч марок. Таким примерно было состояние Генриха Касторпа. Наверняка известно, что в то время лишь немногие граждане Любека были богаче его.
Касторп играл важную роль в политических и дипломатических делах, особенно в последние годы жизни. Но даже в 1447 г., когда он еще был старшиной конторы в Брюгге, его посылали на Ганзейский собор в Любеке. Кроме того, в последующие годы он принимал участие в переговорах с Фландрией и герцогом Бургундским. В 1464 г. он в составе ганзейской делегации побывал в Данциге и Торне и выступал посредником на мирных переговорах, имевших целью положить конец войне между Польшей и Тевтонским орденом. Убежденный, что мир жизненно важен для процветания Любека, он пытался предотвратить войну с Англией, но, когда войну все же объявили, энергично занялся приготовлениями. Он возглавлял ганзейскую делегацию, которая в 1474 г. обсуждала условия Утрехтского мира. Его прозорливость, характерная для купца, постепенно выросшего в государственного деятеля, и искренняя преданность делу мира, в сочетании с настойчивой цепкостью во время войны, делает Генриха Касторпа идеальным олицетворением ганзейских добродетелей. Часто цитируют одно его высказывание, которое выражает самый дух Ганзы: «Давайте встретимся и поговорим; ибо, хотя легко поднять флаг, трудно опустить его с честью».
