В начале XVI в. грубость этих игрищ вызвала осуждение церкви (иногда испытания дополнялись богохульными «исповедями»), датского правительства и даже самой Ганзы. Игрища подвергали критике за их жестокость, за происходившие время от времени несчастные случаи – хотя они, очевидно, были редкостью – и за безнравственность. Но главным поводом для жалоб было то, что игры вредили торговле: жестокие испытания отваживали сыновей богатых купцов. Впрочем, отчасти именно этого и добивалось общество «бергенских гостей». Большинство членов общества Bergenfahrer было скромного происхождения; им не хотелось принимать к себе выходцев из богатых семей, которые могли захватить в нем власть. Поэтому жалобы, наказания и правила, призванные смягчить жестокость игрищ, какое-то время не приносили результата. Для того чтобы положить им конец, потребовалось исчезновение самой Ганзы. В течение XVII в. количество ганзейских купцов в Бергене значительно сократилось. В 1671 г., через два года после последнего Ганзейского собора, указом короля Дании подобные забавы запретили под угрозой сурового наказания. На сей раз купцы послушались. Бергенские игрища, которые в некотором смысле отражали взлет и падение самой Ганзы, прекратились навсегда.
Едва ли можно было найти средневекового купца, который хотя бы раз в жизни не отправлялся в паломничество. К святым местам ходили в качестве епитимьи, для исцеления от болезни или во исполнение обета, принесенного в минуту крайней опасности. Самой большой популярностью среди ганзейцев пользовалось паломничество в Ахен, где их привлекала не могила Карла Великого, а мощи Богоматери. Привлекали их и многие другие раки, особенно в эльзасском Танне
[27], в швейцарском Айнзидельне, в Риме и Сантьяго-де-Компостеле. В хронике Франца Весселя описана настоящая одиссея, паломничество будущего бургомистра Штральзунда в собор Святого Иакова в Сантьяго-де-Компостеле, предпринятое в 1506 г., когда ему было 19 лет. На корабле вместе с ним находились 500 паломников, не считая женщин и девочек. Корабль заходил примерно в 50 портов в Норвегии, Шотландии, Фландрии, Англии и Франции. В Плимуте одного паломника зарезали двое его спутников, которых позже повесили. Несмотря на запрет, корабль покинул порт, и ему пришлось вступить в морской бой с двумя английскими кораблями, посланными в погоню. Наконец Вессель прибыл в Сантьяго-де-Компостелу, где присутствовал на коронации короля Филиппа Красивого. Он вернулся в Штральзунд целым и невредимым, и его с радостью встретили родители, «потому что он был их единственным сыном, и они были убеждены, что он погиб в море или в другом месте».
Опасности, путешествия и тревоги такого рода были свойственны всем средневековым купцам. Ганзейцы, наверное, отличались от своих собратьев тем, что их жизнь и мышление были заключены в более строгие рамки. Дисциплина, которая была особенно строгой в зарубежных конторах, имела одно преимущество. Она развивала в них сознание общности, более выраженное, чем у купцов из других стран. Но при этом строгая дисциплина ослабляла личную инициативу, уменьшала их способность применяться к обстоятельствам и порицала любые индивидуальные действия, которые шли вразрез с правилами сообщества. Правила призваны были поддерживать строгое равенство между членами сообщества и неукоснительного соблюдения их прав. В своем жизнеописании Вессель вспоминает один случай, симптоматичный для такого подавления инициативы. Поскольку в 1485 г. в Бурньёфе не было соли на продажу, вся данцигская флотилия вернулась домой с пустыми трюмами. Ни представители в Бурньёфе, ни капитаны не смели в таких непредвиденных обстоятельствах пойти наперекор распоряжениям судовладельцев и взять на борт другие товары, чтобы получить хоть какую-то прибыль. Едва ли можно представить, чтобы итальянские или даже английские купцы так кротко подчинялись в сходной ситуации. Из-за строгих правил, в рамках которых они вынуждены были действовать, ганзейские купцы частично утрачивали вкус к рискованным предприятиям. Такой недостаток пагубно сказался на судьбе сообщества в целом.
Глава 9
Экономическая политика Ганзы: ее конкуренты
Ганза, целью которой была защита входивших в нее купцов, неустанно применяла доступную ей политическую власть как в Германии, так и за ее пределами. Сначала, примерно до 1350 г., ее главной задачей было получение привилегий для купцов и надзор за тем, чтобы зарубежные города и правители соблюдали эти привилегии. Свою задачу Ганза исполняла настолько хорошо, что ее купцы в Северной Европе получили практически монополию на торговлю между Востоком и Западом.
Но ко второй половине XIV в. стала очевидной конкуренция со стороны зарубежных купцов, особенно голландцев и выходцев с юга Германии. После долгого периода экономического либерализма Ганза начала издавать все более строгие правила. Они призваны были сохранить уже полученные привилегии исключительно для ее членов и предотвратить или по крайней мере ограничить экспансию зарубежной торговли в ганзейских владениях, особенно на Балтике. Такая политика, часто неблагоразумная – потому что она вредила и ганзейской торговле, – способствовала некоторым успехам в XV в., однако не достигла своей главной цели, так как Ганзе не удалось сдержать рост конкурентов.
Привилегии за рубежом
В 1157 г. кёльнские купцы, которые обосновались в Лондоне, получили от короля жалованные грамоты. Они стали первыми привилегиями, предоставленными ганзейским купцам иностранными правителями, монархами и городами. В следующие 200 лет немецкие купцы постепенно приобретали более или менее равные льготы и привилегии во всех странах, хотя во Фландрии привилегии, возможно, были шире, чем в других местах. «Наши люди здесь обладают более широкими вольностями и привилегиями, чем в любой другой стране», – подтверждали прусские посланники в Англии в 1386 г.
В чем же заключались эти знаменитые ганзейские привилегии, которых так ревностно добивались? Главным образом в политических и правовых гарантиях безопасности жизни и имущества купцов, с одной стороны, и в освобождении от налогов и сборов – с другой. С самого начала в жалованных грамотах признавалось право ганзейских купцов образовать организованную группу, выбирать своих старшин и проводить собрания. Там, где немцам принадлежал огороженный участок земли, например в Лондоне, Бергене и Новгороде, такой участок получал своего рода дипломатическую неприкосновенность; местные чиновники не имели власти в его пределах. Повсеместно судебные тяжбы и обиды разбирались собственным судом сообщества, если речь шла о его членах; суд назначал тюремные сроки и конфискацию имущества. В Новгороде суд «Петрова подворья» имел право даже судить преступления, караемые смертью или увечьем, хотя в Брюгге и Лондоне подобные дела надлежало передавать в местные суды.
Если ганзейский купец причинял убытки или увечья местному жителю или иностранцу родом не из Германии или наоборот, дело рассматривал местный суд, однако один из старшин выступал представителем истца или ответчика. Во всех жалованных грамотах подробно перечисляются гарантии, предоставляемые немцам. К XIII в. их освободили от судебных поединков, что стало очень важной уступкой. Если ганзейца признавали виновным, превалировал принцип строго индивидуальной ответственности. Ни ганзейцы в целом как сообщество, ни сограждане преступника не могли быть арестованы вместо него или лишены своих привилегий. Более того, если виновным оказывался клерк, нельзя было конфисковать товары, принадлежавшие его хозяину. Наконец, вопреки распространенному обычаю, собственность ганзейца, умершего на чужбине, даже если он был незаконнорожденным, возвращалась его наследникам и не могла быть конфискована или присвоена местным правителем или государством.
