Роберт выбрал долг. Он вернулся в дом, начал собирать документы, звонить в «Скорую». Сам переодел мать в чистое. Проветрил комнату. Он слышал, как кричала Кети. Звала его. Она не могла открыть дверь. Запасной ключ Роберт носил на груди, как талисман. Некоторые носят крестик. Девушки носили кольца, означавшие помолвку, о которой еще не сообщили родителям. Роберт носил на груди ключ. Как делал это школьником, чтобы не потерять. Снимал его на ночь и надевал утром. Изольда спрашивала, от какой двери этот ключ, но Роберт так и не признался жене.
Когда тело матери забрали, Роберт бросился к соседскому дому. Бежал через заднюю калитку, которой не пользовался много лет. И уже на участке врезался в ребенка. Мальчик смотрел на него испуганно и потирал ушибленную ногу.
– Ты кто? – спросил Роберт. Он ожидал увидеть Кети, но никак не ребенка.
– Георгий, а ты кто? – Мальчик сдерживал слезы, чтобы не расплакаться.
– Я – Роберт.
Роберт ворвался в дом и замер на пороге. Он хотел броситься к Кети, обнять ее, как делал в детстве, прижаться к ее животу, обхватить руками талию. Но Кети в комнате не оказалось. Роберт побежал в спальню и снова, как в детстве, застыл на месте, не в силах двинуться. Его будто парализовало. Роберту показалось, что тетя Ника встала из гроба, чтобы перестелить постель, вытереть пыль. Это точно была она. Тем же знакомым Роберту с детства движением она взбивала подушки и укладывала их на кровать.
– Здесь кто-то кричал, – выдавил из себя Роберт.
– Роберт, дорогой! Слава богу! Я тебя звала! Думала, ты уехал из города! – Женщина, которая выглядела, как тетя Ника, бросилась ему на грудь, прижалась. Она плакала. Роберт заставил себя ее обнять. – Ты меня не узнаешь? Совсем? – Женщина отстранилась и закрыла лицо руками. – Что со мной случилось, если даже ты меня не узнал?
– Я узнал, конечно, – прошептал Роберт. – Просто я не мог прийти раньше. Мама. Она умерла. Сегодня утром.
– Господи! – ахнула Кети. – Как так? Роберт, что я могу сделать? Если бы я знала… почему ты мне не написал? Я бы раньше приехала! Почему ты меня забыл? А твоя жена? Ты же женился.
– Жены нет. Развелся, – ответил Роберт.
– Я не знала. Ничего не знала. – Кети продолжала плакать. – Я думала курицу тебе приготовить, как мама делала. Как ты в детстве любил. Хотела тебя на ужин позвать, с Георгием познакомить. Мы вернулись. Насовсем. Тетя Нинель, бедная. Столько лет мучилась. Как же так? А я ключ потеряла. Поэтому тебя звала – у тебя же был запасной. Потом нашла под половиком. Мама всегда там оставляла, ты знаешь. А что же теперь делать? Не волнуйся, я рядом, помогу. Тетю Нинель похороним. Про поминки не думай, не беспокойся – все приготовим.
– Я и не думал, – честно признался Роберт.
– А я, представляешь, перед отъездом совсем сон потеряла. Что-то меня тревожило. Давно ведь хотела вернуться, но откладывала до последнего. А потом вдруг меня что-то подбросило – пора. Я целый чемодан с вещами забыла. Все беспокоилась, в какой комнате Георгий будет спать. В моей бывшей? Или сделать ремонт у мамы? Мне всегда мамина комната нравилась. А у тебя такое. Тетя Нинель… мне будет ее не хватать.
– В твоей. Георгию будет лучше в твоей комнате. Мне там было хорошо, – сказал Роберт. Он наконец осознал, что перед ним стоит Кети – постаревшая, ставшая похожей на свою мать. С теми же жестами, резкими движениями. Кети даже седела так же, как тетя Ника, – красиво, ровными прядями, которые оттеняли ее глаза.
Роберт вдруг почувствовал, что у него заложило уши. И в голове застучало. Он осознал, что его Кети – тоненькая, как былинка, прозрачная, невесомая, хрупкая и нежная – больше никогда не вернется. Нет, она не умерла, как говорила Нинель, а уехала. Его Кети пропала без вести, как и Серго. Роберт закрыл глаза и вспомнил девушку, которой отдал свое сердце. И посмотрел на женщину, которая взбивала подушки. Смерть матери, возвращение Кети – она рядом, можно подойти, обнять. Мальчик, играющий во дворе. Роберт выскочил из дома и опять едва не сбил Георгия. Тот заплакал. Роберт не стал останавливаться. Он забежал на террасу и сел за стол. Сорвал с груди ключ, прожигающий грудную клетку. Кети. Она стала одной из соседок. Женщин, неуловимо похожих друг на друга. В одинаковых длинных юбках, в кофтах, под которыми видны жировые валики, подчеркнутые бюстгалтером. Женщин с выцветшими глазами, в которых больше не отражается свет. Роберт не хотел видеть постаревшую Кети. Никогда.
В один день он лишился не только матери, но и любви, которую все эти годы заставлял себя считать своей сестрой, а не возлюбленной. Женщины, ради которой жил все это время. И которую всегда представлял, когда находился с другими. Роберт расплакался, горько и безутешно. Он плакал, не пытаясь скрыть слез. В соседнем доме точно так же плакала Кети. Роберт окончательно постарел в тот день. Не повзрослел, а именно постарел. Наконец он почувствовал себя не младшим братом Кети, а ее ровесником.
После похорон матери он затеял ремонт во всем доме. Несколько раз слышал, как в дом заходила Кети, но делал вид, что занят. Он так с ней и не поговорил, не сказал спасибо, хотя Кети устроила поминки и только благодаря ей Роберт знал, что прошло девять дней со смерти матери, сорок дней. Кети взяла его за руку и привела на кладбище. Рядом с памятниками отцу и старшему брату на семейном участке появился новый – сдержанный, скромный камень. Роберт почти бросил букет на могилу матери. Кети наклонилась и уложила цветы красиво.
Роберт сдружился с Георгием. Как когда-то он сам прибегал в дом соседей, чтобы укрыться, поесть, побыть с Кети, поиграть, так сейчас и маленький Георгий прибегал к Роберту. Сам Роберт перебрался в гостиную, выходившую на террасу, решив переделать второй этаж полностью. Но у Георгия вызвала такой восторг его бывшая детская, что Роберт решил повременить с капитальным ремонтом. Его комната, со всеми сокровищами – самолетами, деревянными поездами, мячами всех видов, марками, фантиками, значками – постепенно стала комнатой Георгия. Там он мог часами рисовать, клеить, придумывать новые модели автомобилей, самолетов, поездов. Иногда Роберт поднимался к Георгию и помогал ему в строительстве железной дороги или показывал, как наложить тень, чтобы поезд на рисунке казался больше и внушительнее. Они почти не разговаривали, если речь не шла о поделках или рисунках. Роберт начал учить Георгия читать и писать, и мальчика практически приходилось выгонять домой по вечерам. Роберт что-то готовил, иногда заходил на вокзал и брал у Бэлы хинкали и лаваш. Роберт с Георгием ужинали, не отрываясь от дела, – они могли клеить воздушного змея или сооружать аквариум для головастиков. Или просто лежать – Роберту нравилось читать вслух книги, те самые, которые он сам любил, когда был мальчишкой. А Георгию нравилось слушать. Он говорил, что мама тоже ему читает, но не такое интересное, как Роберт.
– Тебе пора домой, – говорил Роберт.
– Зачем мне уходить? – удивлялся Георгий.
– Тебя мама дома ждет. Она будет переживать, если ты не придешь, – отвечал Роберт.
– Мама плачет. Она все время плачет, – отвечал Георгий.
