— На языке оригинала, — выкрикнул кто-то.
Я обернулся, но не благодаря реплике умника, а потому что в аудиторию ввалились двое опоздавших.
— Ой, простите. Можно? — выдавил из себя Марат, который был так весел и счастлив, что не мог нормально говорить.
А еще он не мог отпустить руку Марго.
Маргариты, черт подери, Левицкой, которая улыбалась светло и лучисто, как умеет только беззаботная невинная девчонка.
Я прищурился, сканируя парочку на пороге аудитории пронзительным взглядом.
— Вы опоздали, Левицкая, — обратился я к ней, потому что опять никак не мог вспомнить фамилию пацана.
— Да, простите, Матвей Александрович. Можно войти? Из библиотеки бежали.
— Быстрее, — рявкнул я. — Мы вас ждать не обязаны.
Слава богу, они не стали продолжать беседу, просто заняли места. Я не без злости отметил, что Азаров (вовремя, блин вспомнил!) сел с Марго на заднюю парту, хотя обычно она там одна ворон считала.
Но теперь они раскрыли одну книгу на двоих и листали, продолжая хихикать шепотом.
— Раз уж вы явились, то давайте и начнем с опоздавших, — мстительно решил я. — Азаров, расскажите нам о Фаусте. Предпосылки создания образа, ранние упоминания в других источниках.
— Эээ, ну… — протянул Марат, продолжая лихорадочно листать одновременно и книгу и конспект.
— Это было в плане семинара. Давайте!
— Фауст упоминался и раньше. Образ доктора, искателя истины берет начало из историй об алхимиках и колдунах эпохи Возрождения.
— Подробнее, — потребовал я. — Какие такие истории? Бабкины сказки?
Студенты хохотнули.
— Оставьте в покое учебник, Азаров. Отвечайте, что помните. У вас было достаточно времени на подготовку.
Он что-то мямлил и все же вспомнил несколько. Кажется, ему подсказали. Возможно даже Маргарита, которая сидела, прикрыв рот ладонью. Наверно, нашептывала. Хотя в ее осведомлённости по этому вопросу я тоже сомневался.
— Понятно все с вами, — Я отметил в журнале плюс и минус одновременно напротив фамилии Марата. Нужно будет еще спросить. — Левицкая, ваша очередь. Социально-политические предпосылки рождения романтизма и его влияние на творчество Гете.
Она прочистила горло и начала чуть сипло:
— Немецкий романтизм был непосредственным откликом на политические события во Франции, а также следствием того, что подобные революционные действия в самой Германии были желаемы, но невозможны, — она прочистила горло и продолжила увереннее: — После Французской революции Германия находилась в раздробленном состоянии, и это способствовало феодальной отсталости. В среде немецких мыслителей и поэтов возникло стремление произвести революцию в сфере духовной жизни. Вся энергия, силы ушли в развитие литературы, искусства, интеллектуальной сферы. Они пытались действовать и творить как бы вопреки реальности…
Я присел, внимательно слушая ее, очень надеясь, что на моем лице не отражается не то что недоумение, а самое что ни на есть охренение. Мне что придется трахнуть каждую, чтобы они начали учиться? А с пацанами как быть?
Воу, Тойфель, легче. Не надо даже в шутку такое проворачивать в голове. Это опасные теории.
Маргарита продолжала говорить, вплетая в канву рассказа о политической обстановке в Германии конца восемнадцатого века факты биографии Гете и основные вехи его творчества. Я молча кивал, наблюдая, как двигаются ее губы и поднимается грудь, когда она набирает воздуха, чтобы продолжить.
Я тут же вспомнил ее грудь на ощупь, как ласкал под свитером так недолго, но даже этого хватило, чтобы ее соски затвердели и побудили меня сжать их между пальцами, легонько сдавить, чтобы вырвать из горла Марго изумленно-возбуждённый стон.
Черт! Нельзя об этом думать на занятии.
Вообще, нельзя вспоминать!
Нужно было подрочить утром, а не бегать, как дурная собака по району. Не имею я права думать о ее сиськах. Какими бы идеальными они ни были! Вон пусть Азаров теперь о них думает. Кажется, от него она не удерет.
Я скрипнул зубами, не сразу заметив, что Маргарита замолчала.
— Эээ, кажется, вот так обстояли дела, Матвей Александрович, — закончила она, привлекая внимание обращением по имени.
— Да, отлично, Маргарита, — встрепенулся я. — Именно так и выглядит полный ответ, Азаров. Запомните. Да и не только вы. Продолжим. Если у кого-то есть ценные дополнения…
В воздух поднялась рука старосты группы Тани Ивановой, и я позволил ей высказаться. Обычно эта очкастая заучка с комплексом отличницы меня радовала. Она всегда была готова к семинару, усердно конспектировала и сдала зачет в первом семестре блестяще и, разумеется, с первого раза.
А Марго?
Я пытался вспомнить, как она отвечала, но не смог. Наверно, завалилась и ходила еще пару раз с другими хвостатыми. Почему меня клинит на ней, а не на Ивановой? Чувствую родственную душу? Я ведь тоже был таким бестолковым в студенческие времена.
Мысленно одернув себя, я продолжил вникать в слова Тани, которая, как обычно, вложила в свой ответ все, что упустила Марго. Упустила она немного, но Таня разбавила все это водой и приплела побольше французской революционной конкретики. В принципе, это было лишним, но она, видимо, сильно хотела высказаться. Это не доставило мне удовольствия как обычно. Я даже думал не помечать плюсом ее дополнения, но вовремя одернул себя. Нельзя быть еще более сволочным преподом.
Но я им был. По ходу семинара глаза то и дело возвращались к Марго, которая листала книгу, что-то показывая Марату, а он нашептывал ей на ухо. Слишком близко, почти касаясь губами. Кажется, я даже видел, как шевелятся ее волосы.
— Это все? — быстро перевел я взгляд на студентку, которая несла какую-то чушь об отношениях Фауста и Гретхен.
— Да, — пискнула девчонка.
— На ваш взгляд, в какой момент произошло падение Гретхен? — спросил я.
Девица хлопала глазами, как будто впервые слышала немецкое сокращение имени Маргарита.
— Гретхен? — переспросила она.
— Гретхен, Гретхен, — буркнул я, сатанея. — Не Гитлера же. Или только его вы знаете на «Г» из Германии?
Народ опять заржал.
— Эээ…
— Вы читали трагедию?
— Ээээ…
— Или только критику?
— Эээ…
— Да, этого достаточно.
Я собирался обратиться к остальным за ответом, но еще до того, как озвучил свои мысли, увидел, как рука Марго взмыла вверх.
— Левицкая? Есть что сказать по вопросу? Или хотите выйти?
— Да, по вопросу, — смело выпалила она, моментально преображаясь. — Разве можно говорить о падении Гретхен? Я не считаю, что она пала.
