Никто и ничто не могло теперь повлиять на его «эго».
Конечно, теперь он был одинок, однако это была наименьшая цена, и этой ценой было то, что в конце его цикла существования ждала смерть, и это объединяло его со всеми другими формами жизни во Вселенной.
А Млисс помогала ему найти безопасное место, где его не сможет отыскать ни один пан спеху.
Эбнис вышла на обзорную террасу позади него. Уши, такие же чувственные, как и глаза, различили отзвук эмоций в ее шагах – скука, озабоченность, страх, который в последнее время постоянно угнетал ее.
Чао оглянулся.
Он видел, что она побывала у косметологов. Волосы, теперь уже красные, обрамляли ее миловидное лицо. Она бросилась на одну из кушеток и вытянула ноги.
– Эти косметологи! – сердито сказала она. – Они хотят вернуться домой!
– Оставь их, – сказал он.
– Но где мне найти других?
– Да, это, конечно, проблема, не так ли?
– Ты смеешься надо мной, Чео. Не делай этого.
– Тогда скажи им, что они не должны уезжать.
– Я уже сделала это.
– Ты сказала им почему?
– Конечно нет! Что за вопрос?
– Ты говорила с ними так же, как с Фурунео.
– Я прочитала им лекцию. Где мой адвокат?
– Уже ушел.
– Но я хотела с ним еще кое о чем посоветоваться!
– Ты не можешь подождать?
– Ты же знаешь, что он нам еще нужен. Почему ты позволил ему уйти?
– Оставь, Млисс. Это не так и важно. Не обременяй себя лишним свидетелем.
– Наша версия состоит в том, что виноват калебан, и никто не сможет доказать обратное, – сказала Эбнис. – Но я эту сторону дела могу взять в свои руки до тех пор, пока кто-нибудь что-то не выяснит.
Чео вздохнул.
– Как хочешь. Но мне не дает покоя то, что ты не можешь спать спокойно. Бюро Саботажа поручило калебану потребовать от нас выдачи головы Фурунео.
– Его… – она побледнела. – Но откуда они знают, что мы…
– При сложившихся обстоятельствах это был естественный маневр.
– Ты дал им какой-нибудь ответ?
– Я сказал нашим людям, что они должны объяснить, что калебан закрыл прыжковую дверь именно тогда, когда Фурунео направился в ее отверстие.
– Но ведь они знают, что монополия на использование этой прыжковой двери принадлежит нам, – сказала она.
– Все не так плохо. Калебан транспортировал Мак-Кея и его друзей, – сказал Чео. – Это доказывает, что мы не обладаем такой монополией. Одновременно это дает прекрасную возможность использовать тактику умалчивания и затягивания. Калебан отправит голову куда-нибудь, и мы не будем знать, куда. Я ему, конечно, сказал, что он должен отвергать их требования.
– Но если они допросят калебана?
– Тогда, очень вероятно, они получат весьма путаные ответы. И того, что они получат, будет недостаточно, чтобы нас найти.
– С твоей стороны это очень умно, Чео.
– Но не прибавляет мне желания остаться с тобой.
– Зато мне прибавляет, – сказала она, улыбаясь.
После труднейших переговоров Мак-Кею удалось уговорить калебана открыть входную дверь в шар. Теперь он сидел в потоке холодного свежего воздуха; вдобавок одна из групп охранников снаружи могла поддерживать с ним прямой контакт. Он надеялся, что Эбнис клюнет на приманку. Новая стратегия казалась бесспорной.
Яркий свет солнца проникал в отверстие в шаре калебана. Мак-Кей подставил руку лучу солнца, ощутив его тепло. Он знал, что пока двигается, он представляет собой плохую мишень, да и присутствие охранников делало нападение маловероятным. За ночь он с охранниками предотвратили еще пять бичеваний; и теперь в лаборатории Тулука находилось уже шесть рук паленков с бичами. Может быть, Эбнис поняла, что калебана не так легко убить, как она надеялась. Ее стратегия теперь, похоже, нуждалась в коррекции.
Мак-Кей устал и был раздражен. Он все время вынужден был принимать возбуждающие средства. Его раздражение выражалось в том, что он, как зверь в клетке, бродил в шаре калебана. Если Эбнис хочет его убить, она попытается сделать это. Смерть Фурунео – подтверждение тому.
Мак-Кей чувствовал смесь гнева и сострадания, думая о смерти Фурунео. В этом агенте было что-то добродушное и надежное, располагающее к доверию. И он нашел здесь печальный и бессмысленный конец, совсем один, запертый в ловушке. Его поиски Эбнис не продвинули дела вперед, а только подняли конфликт до уровня неприкрытого насилия. Это означало неопределенность и причиняло вред одной-единственной жизни – а вместе с ней стали уязвимыми и все остальные жизни.
Он почувствовал волну ярости, направленную против Эбнис. Это же бессмысленно!
Он поборол нервную дрожь. Через отверстие он мог видеть лавовый блок, на котором покоился шар калебана, и торчавшие за ним скалы. Большинство из них были замшелыми, покрытыми водорослями. Теперь, в отлив, они привлекали тучи насекомых. В соленом воздухе смешивались запахи гнили и тины.
– Может быть, вы мне сможете сказать, – обратился он через плечо к калебану, – находится ли Эбнис где-нибудь поблизости или остается на своей планете. Это не должно противоречить вашему договору.
– Это поможет вам найти Эбнис?
– Не знаю.
– Эбнис заняла относительно постоянную позицию на определенной планете.
– Но при всех наших измерениях и подсчетах мы не можем найти единственно правильное направление, не можем обнаружить источник, из которого она совершает нападения на вас.
– Вы не можете видеть связи, – сказал калебан.
Мак-Кей вздохнул и встал, чтобы выглянуть наружу. В этот момент в воздухе мелькнула серебристо-белая петля и упала на то место, где он только что стоял. В ту же секунду он обернулся и увидел, как петля мгновенно втянулась назад, в маленькую трубу прыжковой двери.
– Эбнис, это вы? – крикнул он.
Он не получил никакого ответа, а прыжковая дверь щелкнула и исчезла.
Охранники снаружи устремились к входному отверстию.
– Все в порядке, Мак-Кей? – крикнул один из них.
Мак-Кей махнул им рукой, вытащил из кармашка излучатель и слегка сжал его в руке.
– Фанни Мей, – сказал он, – вы помогаете ей найти меня и убить, как она это сделала с Фурунео?
– Наблюдающая личность, – ответил калебан. – Поскольку Фурунео перестал существовать, намерения наблюдающего неизвестны.
– Вы выдели, что здесь произошло? – спросил Мак-Кей.
– Эта личность с помощью зейе-контроля получает сведения о возрастающей активности других индивидуумов. Активность возрастает.
