– Кобб! Но как?!
М-Бот промчался мимо моего «Поко» – вернее, того, что от него осталось, – пролетел дальше и снизился на антиграве. Повозившись еще немного, я наконец смогла отстегнуться.
Потом выкарабкалась из искореженного корабля и, спотыкаясь, бросилась бежать. Запрыгнула на камень и взобралась на крыло М-Бота, что проделывала уже множество раз. Кобб сидел в открытой кабине, рядом, пристегнутая к подлокотнику его кресла, лежала рация, которую я ему вернула. Та самая, что…
– Привет! – донесся из кабины голос М-Бота. – Ты чуть не погибла, и поэтому я должен сказать что-нибудь такое, что отвлечет тебя от серьезных, помрачающих рассудок размышлений о собственной смертности. У тебя ужасные ботинки!
Я расхохоталась почти истерически.
– Я не хотел быть предсказуемым, – пояснил М-Бот. – Потому и сказал, что они ужасные. Но на самом деле я думаю, что эти ботинки очень милые. Пожалуйста, не думай, что я соврал.
Кобба трясло, как в лихорадке. Руки его дрожали, взгляд был устремлен куда-то в пространство.
– Кобб, – сказала я. – Вы сели в корабль. Вы летели.
– Эта штуковина просто чокнутая. – Он повернулся ко мне и вроде бы вышел из ступора. – Ну-ка, помоги. – Когда он отстегнулся, я помогла ему выбраться.
Тьма! Выглядел он кошмарно. Первый за много лет полет явно стал для него тяжелым испытанием.
Кобб спрыгнул с крыла на землю.
– Нужно прогнать этот бомбардировщик назад в небо. Не дай ему сбросить бомбу и испарить меня. Я еще не выпил свой послеобеденный кофе.
– Кобб. – Я наклонилась и посмотрела на него, стоя на крыле. – Я… мне кажется, я слышу голоса креллов у себя в голове. Они каким-то образом проникают в мой мозг.
Он протянул руку и сжал мое запястье:
– Все равно лети.
– Но что, если я сделаю то же, что и он? Что, если я пойду против своих друзей?
– Не пойдешь, – сказал из кабины М-Бот.
– Откуда ты знаешь?
– Потому что ты можешь выбирать, – сказал М-Бот. – Мы можем выбирать.
Я посмотрела на Кобба. Тот пожал плечами:
– А что нам сейчас терять, кадет?
Скрипнув зубами, я нырнула в знакомую кабину. Надела шлем, потом пристегнулась, когда ускоритель снова заработал.
– Это я его позвал, – проговорил М-Бот, явно довольный собой.
– Но как? – спросила я. – Ты же выключился.
– Ну… вообще-то, не полностью, – сказал корабль. – Все это время я думал. Много думал. Очень много. А потом услышал, как ты зовешь меня. Просишь о помощи. А потом… написал новую программу.
– Ничего не понимаю.
– Это была простая программа, – сказал М-Бот. – Она отредактировала одну строчку в базе данных – заменила одно имя на другое. Я же должен выполнять приказы своего пилота.
Из его динамиков раздался голос. Мой голос.
«Пожалуйста, – сказала я. – Ты мне нужен».
– Я выбрал нового пилота, – сообщил М-Бот.
Кобб отступил подальше, а я положила руки на рычаги управления, чувствуя какой-то удивительный покой.
Именно покой. Такое же чувство я испытала в тот первый день в летной школе, когда, к своему собственному удивлению, не ощутила никакого страха перед боем.
Тогда это было просто неведение. Бравада. Тогда я точно знала, что значит быть пилотом. И была уверена в своих силах.
Нынешнее чувство было похоже на то, но вместе с тем не имело с ним ничего общего. Этот покой стал результатом опыта и понимания. Когда мы поднялись в воздух, я обнаружила, как меня наполняет совершенно новая уверенность. И причиной ее стали не истории, что мне рассказывали, и не навязанное чувство героизма.
Теперь я знала.
Когда меня сбили в первый раз, я катапультировалась, потому что не было никакого смысла погибать вместе с кораблем. Но когда это имело значение, когда стало жизненно важно попытаться спасти корабль, пусть даже с ничтожными шансами на успех, я осталась в кабине и попыталась удержать корабль в воздухе.
Теперь моя уверенность была уверенностью человека, который знает. Никто и никогда больше не сможет убедить меня в том, что я трус. И пусть кто-то скажет или подумает, что это не так. Главное, что знала я.
Я знала, кто я.
– Готова? – спросил М-Бот.
– Кажется, да. В первый раз по-настоящему. Выжми всю скорость, какую только можешь. Да, и отключи стелс-системы.
– Что, правда? – удивился М-Бот. – А зачем?
– Затем, – сказала я, потянувшись к рычагу газа, – что я хочу, чтобы они видели, как мы идем.
52
Джуди «Броня» Айвенс смотрела, как отряд креллов приближается к Альте.
В командном центре стоял гул радиопереговоров, но это не были обычные боевые переговоры. Влиятельные семьи сообщали в эфир, что спасаются на собственных кораблях. Трусы, все до единого. В глубине души Джуди знала, что этим все и кончится, но все равно это удручало.
К ней подошел Рикольфр с донесениями. Он остался единственным, кто вместе с ней смотрел на голопроектор. Все остальные, кто был в зале, связисты и штабные офицеры, лихорадочно передавали приказы о срочной эвакуации Огненной.
Хоть в этом не было никакого толку.
– Когда бомбардировщик долетит до Альты? – спросила Джуди.
– Примерно через пять минут, – сообщил Рикольфр. – Может, эвакуировать командный центр в какую-нибудь из глубоких пещер? Возможно, они окажутся достаточно безопасными.
Она покачала головой.
Рикольфр сглотнул, но продолжил говорить:
– Последняя батарея зениток докладывает. Их атакуют креллы. Три уже уничтожены, еще три под сильным обстрелом.
Всегда считалось, что зенитчикам должны помогать истребители. Джуди кивком указала на голограмму, где три маленьких красных силуэта летели навстречу врагу. На украденных истребителях – теперь она это знала. Патриоты. Истинные Непокорные.
– Соедини меня с этими истребителями, – приказала она, включая гарнитуру: – Звено «Небо»!
– Слушаю, сэр, – отозвался позывной Амфи.
Сын Вальды. Как там его зовут? Артуро?
– Пилот, – сказала Джуди, – вы должны сбить бомбардировщик. Через пять минут он достигнет точки, из которой сможет уничтожить Огненную. Вы меня поняли? Я приказываю ликвидировать его, невзирая ни на какой ущерб.
– Но как же Альта, сэр? – спросил парень.
– Уже мертва, – сказала Джуди. – И я уже мертва. Сбей эту бомбу. У тебя три корабля против шестнадцати. – Она заглянула в рапорты. – Через две минуты к тебе присоединится звено «Прилив». У них еще шесть истребителей, три из которых разведчики. Остальные наши силы слишком далеко.
