– Спасибо, – неуверенно пролепетала она, с трудом ворочая онемевшей челюстью.
– Чувствительность вернется не скоро, – предупредила я. – И долго говорить тебе тоже нельзя. Полчаса, не больше. А потом надо будет отдохнуть. Хорошо?
– Да, – уже смелее улыбнулась Алиса, и я, не сдержавшись, погладила ее по голове.
– Все будет хорошо, солнышко. Ты уже поправляешься. Завтра можно будет понемногу начинать есть. Я тебя скоро в обычную палату переведу. А еще через недельку останешься без гипса и без повязок.
Девочка молча кивнула. А когда я хмыкнула, поняв, что она хочет поберечь слова для встречи с отцом, Алиса неожиданно подмигнула. Уже почти здоровым зеленым глазом, в котором впервые появились озорные огоньки.
Когда закончилась пятиминутка и доктора потянулись на обходы в свои палаты, я вышла из ординаторской и едва не вздрогнула, обнаружив, что у входа в отделение уже приплясывает от нетерпения Андрей. А рядом с ним тревожно и вместе с тем настороженно на меня сквозь стекло смотрит его отец, Александр Александрович Лисовский, встречаться с которым я категорически не хотела.
На этот раз он был одет как положено: в бахилах, без пальто и с безупречно чистым халатом на широких плечах. Поверх костюма надевать его было глупо, поэтому оборотень просто набросил его сверху. Но мне почему-то показалось, что сегодня, если я потребую, он даже в костюме туда влезет, лишь бы хоть раз за эти утомительные четыре дня увидеть дочь.
Собрав в кулак волю и приняв невозмутимый вид, я стиснула зубы и подошла к дверям.
– Здрасте, Ольга Николаевна! – выпалил с порога Андрей, уставившись на меня со смесью нетерпения и надежды. – Мы пораньше пришли. Ничего?
– Ничего, конечно. Доброе утро. – А затем бросила на Лисовского-старшего равнодушный взгляд и ровно добавила: – Заходите.
Он не стал дожидаться повторного приглашения и, как только я посторонилась, тут же втиснулся в дверной проем. В коридоре сразу стало тесно. На меня снова пахнуло его любимым – не зря же каждый день его использует – парфюмом. Потом он прошел дальше, мимо меня ужом проскользнул Лисовский-младший. После чего я так же ровно бросила:
– Андрей, проводи отца.
И мимолетом подумала, что от мальчишки пахнет очень похоже. Видимо, они пользовались одной маркой туалетной воды. Приятной, надо сказать. Даже очень, хотя обычно оборотни не переносили посторонних запахов. Впрочем, Лисовские вполне могли себе позволить иметь в штате личного парфюмера. Я бы даже не отказалась узнать его имя, потому что впервые видела, чтобы кто-то умудрился спрятать за ароматом туалетной воды природный, довольно сильный, надо сказать, запах чистокровного оборотня.
Когда отец и сын скрылись за дверью оперблока, я ненадолго последовала за ними, чтобы убедиться, что все в порядке. Но, заглянув в палату, увидела взволнованное лицо Алисы, присевшего на стул рядом с ее постелью отца, радостно скалящегося Андрея – и не стала мешать. А когда заметила, с какой нежностью Лисовский-старший взял искалеченную дочь за руку, и услышала от нее прерывистое, но такое эмоциональное «папочка!», то поняла, что делать тут больше нечего, и тихонько ушла.
– Привет, Саныч. Что делаешь? – поинтересовалась я пятнадцатью минутами позже, распахнув двери морга.
Наш вечно серьезный кот оторвался от созерцания двух лежащих на соседних столах тел и задумчиво уронил:
– Да вот… думаю.
– О чем, если не секрет?
– Какого мне вскрывать первым? Левого или правого?
– А тебе есть разница? – озадаченно спросила я.
Кот так же задумчиво шевельнул усами, еще раз оглядел накрытые белыми простынями трупы. Какое-то время переводил взгляд с одного на другой, словно знаменитый буриданов осел, и глубокомысленно изрек:
– И правда никакой.
По непонятным причинам его выбор пал на левый стол, где, как вскоре выяснилось, неподвижно лежал немолодой вампир с развороченной грудной клеткой. Как я уже говорила, клыкастики были не просто живыми существами, но еще и смертными, хотя на стол к Санычу такие клиенты попадали нечасто.
За тем, как он работал, всегда было крайне интересно наблюдать. Разрезы у Саныча всегда получались ровными, аккуратными, кровь из них никогда не брызгала, за исключением случаев, когда он хотел кого-нибудь впечатлить (бедные студенты, ага). Тела он вскрывал по своей собственной, специально разработанной методике. А разделывать их умудрялся так, что даже люди диву давались, и это притом, что работал наш котик исключительно с помощью когтей и каким-то необъяснимым образом никогда не пачкался.
– Ну? И что тут у нас? – пробормотал Саныч, запрыгнув на тело и сунув голову в огромную дыру в груди мертвого вампира. – Ау-у? Есть кто живой?
Хм. Ну да. Чувство юмора у патологоанатомов вообще специфическое, но когда патологоанатом – кот, некоторые вещи даже ко всему привычным хирургам кажутся странными.
– Нет тут никого, – озадаченно вытащил морду наружу кот и, повернув голову, уставился на меня огромными желтыми глазищами. – Удивительно, но это простой огнестрел. Пуля разрывная, калибр пока не скажу – надо ее вытащить. Но такой можно завалить и африканского буйвола. Вон как грудную клетку разворотило. Даже вампиру с его регенерацией такое не пережить.
– То есть стреляли наверняка? – уточнила я.
Кот запихнул в дыру лапу и активно там пошуровал.
– Стреляли из винтовки. И да, метили в него, скорее всего, специально…
– Почему ты так решил?
– А на кого еще можно охотиться в большом городе? Человеку и обычной пули хватит. А вот для вампира нужно кое-что посерьезнее.
Я поскребла затылок.
– Логично. Хотя, может, он стоял с кем-то рядом и получил в грудь чужую пулю?
– Вряд ли, – пропыхтел кот, продолжая орудовать лапой в ране. – По чистой случайности разрывные пули в грудь никому не попадают. Сердце в клочья. Ребра в кашу. Вот же гадина упрямая… вцепилась – не оторвать! И вообще, если бы метили в кого-то другого, то одним выстрелом бы не обошлись. Были ли бы еще раненые. Как считаешь?
– Наверное, да.
– Уф! – кот с недовольным видом выпрямился и с непонятным выражением уставился на дыру, откуда так ничего и не выудил. – Как же тебя достать?
– Помочь? – предложила я.
– Давай. Только перчатку надень – там немного грязно.
Я фыркнула и, взяв со стола пару перчаток, подошла к столу.
– Ну? И что я должна там найти?
– Пулю. В позвонке застряла, зараза.
Я взяла со стола щипцы, крохотный фонарик и, подсвечивая им, заглянула внутрь бездыханного тела, как спелеолог в пещеру. Увидев сверкнувший на свету металлический блик, приметила расположение пули. Потянулась щипцами. И минут через пять мучений, правда не без помощи кота, вырвала изуродованную, больше похожую на дохлого осьминога, блямбу.
